Заморок

Я и не знала и не представляла себе, пришла работать в платье. Я думала, что мне дадут фа́ртух, такой, чтоб накрахмаленный с оборкой на низу, и на голову дадут тоже — называется «наколка». А дали, что я в эту секундочку расстроилась.

Я ж видела, какие одетые официантки. Я на вокзале не видела, нет. Я раньше видела. Если ресторан, так там всегда окна. Оно ж, когда идешь на базар, получается «Украина». По правде, я сама по себе возле всегда не стояла. Когда женщина, стыдно стоять возле гостиницы. Я и возле «Десны» не стояла тоже. «Десна» против «Украины» меньшая, а там и гостиница для людей, и ресторан.

Да.

Я подумала, что пускай, что меня не спортишь, что Катерина мне завидует.

Ага.

По правде, через сколько-то мне и фартух дали, и наколку, и юбку черную, и блузку белую с рукавом-фонарик. Я заслужила, так потому.

Я про ведро.

Иду по дорожкам, которые похожие, где мы шли рука до руки с Александром Ивановичем.

Допустим, у меня в голове не было, чтоб Александр Иванович попался мне навстречу.

Потом я подумала, что если выполнить поручение честно-честно, так нужно прийти и к Александру Ивановичу. Я наметила это на последнее, чтоб Александр Иванович увидел, что я наставила ведро до самого верха и несу, аж вся-вся сгибаюсь.

Мне увиделось в голове, как будет. У нас в школе сделался кружок, так мы там танцевали народные танцы СССР. Я как шла, так и сделала вроде в русском народном хороводе, называется «Березка».

Надо так, а потом на другую сторону. Людям нравилось, что мы с девчатами красиво наклоняемся боком отсюда туда и оттуда сюда.

Я для начала постучала в комнату «Кинозал».

Тихо. Никто мне ничего.

Я ступила дальше шагов на десять и то́ркнула двери — не такие, как те, которые двери в комнату, а маленькие. Мне открылось снутри.

Двери открыл хлопец. Оно ж по виду который открыл, так он был не дядька, а хлопец, хоть и не молодой. Потом я уже хорошо-хорошо присмотрелась и увидела, что не хлопец, а тогда нет, не присмотрелась.

Хлопец был одетый в черный халат.

Спросил у меня:

— Ну?

Я вежливо поздоровалась и попросила, что мне требовалось. Я рассказала, что я новая подавальщица в буфете, и сказала свое имя.

Хлопец сказал:

— Ну?

Хлопец стоял на месте, еще и ногу отставил до конца двери, чтоб я не прошла. А нога почти что круглая, если вбок.

Я подумала, что это как враг не пройдет. И еще подумала, что если придется, так для врага так и надо ставить ногу.

Я сказала по-хорошему:

— Вас как зовут? У вас же имя имеется?

И улыбнулась всеми своими зубами. Я за собой такое знала, что на мою улыбку никто не мог смолчать.

Конечно, и хлопец не смолчал:

— Яков. Яков Кацнельсон.

Я сказала для шутки:

— А фамилию вашу я не спрашивала. Мне фамилия не надо.

Хлопец сказал:

— Ой, моя фамилия тебе не надо! Своя такая же!

Конечно, я сразу узнала еврейскую фамилию, хоть мне и пускай. А зачем хлопец мне так? Хлопец же мою фамилию не слышал, а уже подозревает. Такое не делается между товарищами на работе.

Чтоб отомстить, я заявила:

— Моя фамилия Федоско. Полностью — Мария Ивановна.

Хлопец на рассказанное не стерпел:

— А я ж уже подумал, что у тебя фамилия, допустим, Изергиль.

Мне уже захотелось засмеяться с хлопцем, хоть я хорошо знала, что Изергиль — это имя у женщины. Есть Горький, так Горький придумал такое имя. Клара Семеновна рассказывала, а я потом читала. Мне понравилось.

По правде, когда я уже про себя узнала, мне слово «Изергиль» стало стыдным. Я подумала, что Изергиль похоже на Израи́ль. Я такое еврейское имя знала по улице.

А хлопец не засмеялся.

Хлопец сдвинулся в сторону и сказал:

— Давай, Мария Ивановна, вынось, что тебе понравится!

Я вошла.

По правде, это была не комната, а комора. Человеку должно быть стыдно такое держать с собой как с человеком. Газеты все-все в пылюке, замятые, а можно ж, чтоб сложить, железяки тоже — и круглые, и палками, на стенках наляпанные друг на друга объявления про разные картины, называется «афиша».

Я не сильно рассматривала, что мне увиделось, а мне понравилось «Испытание верности». На картину я не ходила, а на объявлении нарисовали красивую любовь. Про это рассказывало и название, и все-все. Двое людей, мужчина и женщина, идут по дорожке рука до руки. Конечно, мужчина и женщина идут не под ручку, а как настоящие верные товарищи. Мужчина накинул пиджак на свои плечи, рубашка у мужчины на цвет белая-белая. А у женщины платье на цвет зеленое и рукав-фонарик. Женщина держит двумя своими руками газовую косынку вкруг шеи, чтоб газ не полетел. Обо́е смеются, зубы у обоих тоже на цвет белые, а вкруг — небо и радость.

Я решила, что на такое надо равняться, и спросила, может, Яков видел картину про верность.

Яков рассказал, что картину не видел, что картину показывали, когда Яков еще не работал у офицеров.

Я спросила, сколько Яков тут работает.

Яков сказал, что на работе работает один год.

Я думала, что, может, мы с Яковом еще поговорим, может, мы сейчас подружимся, что мы ж теперь товарища на работе.

А Яков молчал и начал перематывать на свою руку кусок веревки.

Я подумала, что если кто не хочет, так мне и не надо.