Заморская отрава

Ой, ну что же теперь делать? Оставалось только ждать.

Она ждала весь день, исподволь улучая мгновения, чтобы поискать Стельку и понаблюдать за ним, однако не везло до ужаса: ненавистный человечишка куда-то запропастился, должно быть, по отцовскому поручению. Впрочем, вскоре выяснилось, что это не так. Князь несколько раз призывал его к себе, чтобы узнать о судьбе неотложного поручения: разобраться по счетам зарвавшегося немца-зеркальщика, – однако посланные слуги возвращались ни с чем.

Екатерина чуть вскрикнула, услышав это: неужели подействовало снадобье из розового флакона? Неужели Стелька где-нибудь валяется бездыханный?

И она сама едва не задохнулась, услыхав:

– Нашли его, ваше сиятельство! Ведут!

«Ведут? Он что, обезножел?!»

Нет, Стелька передвигался на своих ногах, однако, чудилось, без посторонней помощи не мог понять, что с ними делать. И ежели бы двое лакеев не поддерживали его под руки и не направляли, он, вполне возможно, даже не нашел бы дороги в кабинет князя. Глаза его были широко открыты, однако он имел вид ночехода, то есть лунатика.

Завороженная этим зрелищем, Екатерина незаметно пристроилась за спинами лакеев, прошмыгнула в отцовский кабинет и стала за темно-зеленой триповой занавесью, какими, на манер убранства иностранных посольств, теперь были украшены все комнаты московского дома Долгоруких. Очень удобная штука – эти занавеси! Екатерину не видел никто, а она видела всех, и прежде всего – Стельку, который стоял перед князем, свесив руки, чуть покачиваясь и безвольно клоня голову то к одному плечу, то к другому.

Сначала Екатерина от волнения никак не могла взять в толк, о чем идет разговор, понимала лишь, что отец здорово сердит на Стельку, чихвостит его почем зря, а тот даже и не пытается оправдаться: качается, что былина на ветру, да молчит пень пнем.

В конце концов терпение Алексея Григорьевича лопнуло.

– Да что с тобой?! – воскликнул он в сердцах. – Совсем голову потерял? И правильно сделал! Да такую голову не грех и об стенку расколотить!

Екатерина не могла видеть лица Стельки, ибо тот стоял к ней спиной, однако слышала его голос – такой безжизненно-покорный, словно говорил не человек, а кукла-петрушка голосом чревовещателя:

– Как вам будет угодно, князь-батюшка! Воля ваша!

Вслед за этим Стелька повел головой, словно озирая кабинет, а потом с коротким рыком нагнулся, склонил шею – и кинулся к противоположной стене с таким напором, что непременно размозжил бы себе голову, когда бы младший лакей Фролушка не оказался проворнее, не выставил ногу и этой умелой подножкою не свалил Стельку на пол.

Ему помогли подняться и какое-то время еще держали, заломив руки за спину, словно боялись, что опять кинется биться лбом о стену. В эту минуту Екатерина увидела лицо Стельки и поразилась выражению полнейшей, спокойной, терпеливой покорности судьбе, которая читалась на нем. Причем создавалось впечатление, будто Стелька уже забыл, что несколько мгновений назад желал расстаться с жизнью. Он преданно взирал на князя, как если бы ждал от него новых приказаний.

Однако ошарашенный Долгорукий какое-то время не мог сказать ни слова.

– Да ты, гляжу, пьян, по своему обычаю?! – выкрикнул он наконец. – Глаза б мои на тебя, урода, не глядели!

Стелька слегка повел плечами – и державшие его лакеи повалились по сторонам. Как ни была напряжена Екатерина, она не смогла сдержать истерического смешка: Стелька был тщедушный, малорослый, а что в лакеи, что в гайдуки выбирались силачи и красавцы. Теперь два таких красавца и силача валялись на полу, а Стелька понуро брел к двери.

Лакеи, привскочив, хотели остановить его, однако князь, словно осененный какой-то мыслью, сделал знак не трогать и двинулся за Стелькою. Следом поспешали лакеи. Позади, так и оставаясь никем не примеченной, кралась Екатерина, тщетно стараясь придать лицу выражение полного равнодушия и сделать вид, будто она совершенно случайно затесалась в хвост процессии.

Вышли из кабинета, прошли по коридорам, спустились по лестнице и вышли с черного крыльца на задний двор. Ни на миг не замедляя хода, Стелька двинулся к воротам и принялся нашаривать засов на калитке.

– Эй! Ты куда собрался, чертова сила? – сердито рявкнул вконец озадаченный князь, и Стелька обернулся, храня на лице все то же сонно-покорное выражение:

– Так ведь волю вы изъявили, ваше сиятельство, чтобы, значит… с глаз долой… Мы с нашим удовольствием…

– С удовольствием?! – взвизгнул разъяренный князь. – Ты что, и вовсе очумел?! Чтоб ты удавился, скотина!

Стелька вздохнул, опять повесил голову ниже плеч и, заплетаясь нога за ногу, побрел к конюшне. Князь поспешно сбежал с крыльца и тоже ринулся туда. Вослед поспешали оба лакея, Фролушка и старший, Михаил, ну а за ними, как пришитая, тащилась Екатерина.