Заморская отрава

И вдруг Каскоса осенило. Есть! Есть такое место, откуда ему будет все и слышно, и видно! Ведь за стеной комнаты Монтойи – кабинет де Лириа, а между этими двумя помещениями есть потайное отверстие. Едва заполучив в свое распоряжение роскошный, на европейский лад выстроенный особняк в Немецкой слободе, испанский посол велел сделать в некоторых комнатах потайные «глазки», чтобы неприметно наблюдать за своими сотрудниками. Это было весьма принято при мадридском дворе, никто этому не удивлялся, все прекрасно знали о существовании таких «глазков». Конечно, удручало сознание того, что за тобой каждую минуту может вестись наблюдение, однако человек ко всему привыкает. Единственное, к чему никак не мог привыкнуть Хуан, это к тому, что сердечный друг Иаков мог во всякую минуту, припав к «глазку», любоваться предметом своих вздохов… Не передать, сколько минут и часов провел Каскос, сжигаемый ревностью, воображая, какими страстными взорами пожирает Иаков дона Хорхе, когда он, к примеру, одевается или, что еще хуже, раздевается, готовясь лечь в свою одинокую постель. Конечно, если бы дон Хорхе знал о существовании такого «глазка», он непременно заделал бы его, чтобы избавиться от непристойного – с его точки зрения! – внимания герцога. Странным образом, даже от этого Каскос чувствовал себя оскорбленным! Не раз готов был тайком войти ночью в спальню Хорхе и перерезать ему спящему горло – прикончить, не боясь греха! Останавливало только то, что де Лириа сразу распознал бы злодея и, пожалуй, возненавидел бы Каскоса. Ах, если бы повезло и удалось как-нибудь скомпрометировать перед милым Иаковом этого красавчика Хорхе! Дорого заплатил бы за это Хуан Каскос!

Размышляя так, он вошел в кабинет, ключ от которого имел при себе на законном основании, как секретарь посла, и снова запер дверь. Торопливо зайдя за стол, Каскос заправил в рукава пышные манжеты, чтобы не мешали, и чуть сдвинул в сторону большой портрет испанской королевы Елизаветы Фарнезе, родом итальянки.

Пожалуй, было что-то кощунственное в том, что портрет царствующей особы то и дело двигали туда-сюда. Окажись это портрет короля Филиппа, кто-нибудь из служащих не поленился бы настрочить донос в Святейшую инквизицию… Однако Елизавета Фарнезе была женщиной, и даже королевский сан не мог спасти ее от тайного или явного презрения посольских служащих.

Итак, Каскос сдвинул в сторону портрет ее величества, а потом приподнял лоскуток толстой кожи, плотно прикрывающий отверстие в стене, вполне достаточное, чтобы, приникнув к нему одним глазом, человек мог видеть все происходящее за стеной. В соседней комнате отверстие было закрыто картиной, изображающей причащение святого Иакова Компостельского, но тиара на голове папы римского была нарисовала не на холсте, а на куске прозрачной марли. Только наметанное око знающего человека могло бы распознать подделку, для остальных же «глазок» оставался незримым.

Каскосу достаточно было только одного взгляда, чтобы убедиться: дон Хорхе по-прежнему не подозревал о том, что за ним может вестись наблюдение. Иначе разве он мог бы с таким упоением обнимать и целовать пришедшую к нему девицу!

Вот так горничная… Да она решила обставить свою госпожу на беговых!

И тотчас Хуан мысленно шлепнул себя по лбу. Эти два прильнувших друг к другу тела мигом оживили его память. Ну конечно! Он уже мог наблюдать такой же самозабвенный поцелуй – на приеме в царском дворце, в тот незабываемый вечер, когда они с герцогом нашли дона Хорхе у посольских ворот избитым до полусмерти… жаль, что не насмерть! Так или иначе, теперь Каскос вспомнил, что за даму держал в своих объятиях Хорхе. Никакая это не субретка. Это родственница Долгоруких, к которой, как говорили в дипломатических кругах, был какое-то время неравнодушен русский царь. Правда, чувство это осталось в прошлом – ведь, по слухам, долетевшим сегодня из дворца, император намерен объявить о помолвке со старшей княжной Долгорукой. Той самой, из-за любви к которой пострадал этот привлекательный молодой человек, родственник графа Вратислава, Миллесимо. История с его арестом чрезвычайно возмутила де Лириа, который принял в ней самое горячее участие и во всеуслышание распространялся – среди своих, разумеется, только в стенах посольства! – о самовольстве Долгоруких, которые, конечно, будут наказаны императором Петром. Однако, вместо того чтобы наказать их, этот самый император намерен взять в жены княжну Екатерину. Весьма забавно!

Для того чтобы проверить этот забавный и маловероятный, с точки зрения Хуана Каскоса, слух, и отбыл де Лириа к своему приятелю барону Остерману.