Заморская Русь

Управляющий накрыл столы в казенном доме. Прислуживала необезображенная алеутка в гризетовом платье, какие полвека назад в России носили бабушки нынешних дворянок. Архимандрит читал молитву, благословляя стол. Ларионов наложил на себя крест, склонился в глубоком, поясном поклоне. Алеутка, проходя мимо с подносом, в одной руке, другой мимоходом погладила его, будто удостоверялась, на месте ли мужское стыдное место. У седобородого Иоасафа от удивления глаза полезли на лоб, на «Отче наш…» сбился.

Ларионов потом клялся и божился, что это простая алеутская каюрка, которой Компания платит за работу. Девка темная: откуда ей знать, чего у русских людей можно, чего нельзя. Если что и сделала не так, то по невежеству, а он, управляющий, к тому привык… Заговорил, задобрил миссию Емельян Григорьевич. Монахи повеселели, может быть, поверили. Но обед получился натянутым.

Вот и Уналашка скрылась за кормой. На «Финиксе» началась обычная корабельная жизнь. Скотина хрумкала уналашкинское сено, на камбузе варилась свеженина, пресной воды давали вволю, монахи исповедовали и причащали, драили палубу, готовили еду и ухаживали за больными, пассажиры ссорились от безделья. Бочаров, трезвый и суровый, стоял у штурвала, ветер трепал седую бороду, задирая к северу. Значит, шли в бакштаг — это уже Сысой понимал.

В виду Кадьяка резвились киты, били хвостами по воде, отчего стоял грохот, будто палили из пушек. Среди дня, когда за штурвалом стояли Сысой с Ювеналием, «Финикс» врезался в задремавшего, почти не видного с юта кита.

Затрещали мачты. Кто стоял на палубе — повалились с ног. В трюме заревел скот. Бочаров выскочил наверх в исподнем белье. Проверив, нет ли течи, обругал вахтенных и сам повел судно.

Остров Кадьяк, размером с иное Европейское государство, вместе с прилегающими островами архипелага был горист, но без приметных возвышенностей. Берега изрезаны заливами и удобными бухтами. Здесь много ручьев и мелководных рек. Две из них удивляли обилием рыбы даже служилый охотский люд. Бочаров указал с моря бухту и сказал Сысою, как всегда вертевшемуся возле капитанского мостика:

— Здесь, говорят, высадился Степан Глотов в 1762 году. Когда Андриян Толстых, после очередного вояжа на юго-восток, разбил свой галиот «Андриян и Наталья», лальские купцы да соликамский Иван Лапин вступили в компанию, выкупили побитое судно, отремонтировали и отправили к дальним островам под началом передовщика и морехода Степана Глотова. Его артель первой дошла до Кадьяка, увидела никому неизвестный остров. Бросили якорь. При отливе галиот обсох, а на берегу показались местные жители, похожие на алеутов, только рожи были размалеваны черными и белыми полосами. Среди ночи они подкрались к судну и осыпали палубу стрелами. Промышленные дали залп, разогнали их, но не напугали: когда рассвело нашли на берегу лестницы, бересту, серу, сухую траву.

Была середина октября, искать другое место для зимовки поздно, промышленные усилили караулы и решились зимовать прямо на судне. Тут кадьяки и показали себя, пошли на них с берега парой сотен, впереди себя толкали щиты, сплетенные из веток, метали из-за них стрелки-копья.

Глотовские люди дали несколько залпов. Удивляясь, что пули пробивают щиты, нападавшие разбежались. Но вскоре снова двинулись на штурм, прикрываясь щитами из бревен, которые пули не пробивали. Глотов высадил своих людей на берег с тесаками, топорами и саблями. Рукопашного боя кадьяки не выдержали. Вояжные построили на суше балаган и зимовали, опасаясь далеко отходить на промыслы. В конце мая, без добычи, снялись с якоря и взяли курс на запад. Так-то быть первым! Будто Андриян Толстых этого не знал. — Капитан закашлял и замотал бородой. — Знал! Однако… Чудно нас Господь сотворил!

— Эвон, гору видишь? — спросил, указывая пальцем. — Десять лет назад, в начале августа, подошли мы сюда на двух галиотах: «Три Святителя» и «Святой Симеон Богоприимец и Анна Пророчица» с судовладельцем и нынешним главным пайщиком Гришкой Шелиховым. Вошли в гавань, что нынче называется «Трехсвятительской». Кадьяки встрече не обрадовались. Да еще, как на грех, началось затмение солнца: туземные уверились, что мы — черти и стали готовиться к войне. Многие и сейчас принимают нас за нечисть… Ну, да это сам увидишь, а о шелиховских делах услышишь. Тут старики живут долго, многие помнят первый вояж Степана Глотова.