Заморская Русь

«Финикс» обошел остров с востока и был замечен с батареи Павловской крепости в Чиниакской губе. Проходя мимо нее узким сорокасаженным проливом в небольшую бухту, фрегат салютовал Российскому флагу, полощущему над крепостью. Навстречу, в узких байдарках быстро приближались алеуты, на широких, стоя на коленях и перебрасывая однолопастное весло с борта на борт, гребли кадьяки. «Финикс» еще не бросил якорь, а на шканцах уже отплясывали туземцы. Кадьяки, которых Сысой с Васькой видели впервые, показались им проворней и стройней алеутов, знакомых по пройденным островам. Одеты они были в короткие парки, через дыры в ноздрях продевали прутки, как удила лошадей, а прорезь на нижней губе казалась вторым ртом. Их черные волосы были стрижены в кружок или распущены по плечам, у иных смазаны жиром и посыпаны красной краской, лица — размалеваны сажей.

Посреди бухты на рейде стоял галиот «Три Святителя».

— Опередил-таки, Гераська, — чертыхнулся Бочаров, смущенно поглядывая по сторонам.

Был прилив. Капитан поднял подзорную трубу, разглядывая метки на сваях причала. Лихо развернувшись, «Финикс» сбросил паруса и ткнулся бортом в стенку так, что не хрустнула бы и яичная скорлупа. «Знай наших!», — повеселел Бочаров. Толпа на причале приняла швартовы.

— Ну, вот! — Сняв шапку, перекрестился и поклонился капитан. — Слава Богу, добрались!

— Слава Богу, Дмитрий Иванович! Слава Богу! — С причала ему приветливо улыбался невысокий коренастый мужчина в штатском сюртуке и треуголке, но с богатыми усами. Увидев монахов на борту, он сорвал с головы шляпу, обнажив глубокие залысины, поклонился. Русские бородачи, стоявшие за его спиной, тоже скинули шапки, стали кланяться. Дикие удивленно вертели головами, разглядывая толпящихся на шкафуте пассажиров.

Старовояжные стрелки, вернувшиеся на «Финиксе» к прежнему месту службы по новому контракту, узнавали в толпе знакомых, радостно кричали им. Те, с удивлением отвечали, спрашивали:

— Что так быстро назад?..

Встреча была шумной.

— Это кто в сюртуке? — спросил Сысой матроса.

— Управляющий кадьякской артелью Алексашка Баранов. Он здесь главный. — Передернув плечами и поморщившись, будто хлебнул кислого, неприязненно добавил: — Купец, хоть и при усах! Нам с дядькой Митькой все потроха проест за казенную водку: флягу-то выпили.

— Митрий, хлеба привез? — кричали с причала.

— Привез и хлеба, и меда, и круп, — кланяясь толпе, улыбался в седую бороду капитан. — Коров с быком — и тех доставил в целости.

Властно раздвигая промышленных людей, вырвавшихся вперед и крепивших сходни, Баранов протиснулся к монахам с треуголкой подмышкой, склонил обнаженную голову перед архимандритом, спускавшимся по трапу, принимая его благословение, ткнулся усами в руку и растроганно замигал:

— Гляжу и глазам не верю! Дошли до Господа молитвы наши!

Один за другим, восемь миссионеров в мантиях, спустились на причал.

Вид целой миссии потряс островитян, диких же поразило отношение промышленных людей к монахам: они смотрели на них, думая, что приплывший на судне седобородый и есть Русский царь. Стрелки и работные Компании, тесня друг друга, старались хотя бы коснуться одежды черных попов. А те, растроганные вниманием, благословляли подступавших к ним людей. Иеродьякон и инок смущенно оправдывались своими недостойными чинами. Прямо на причале затевался молебен о благополучном прибытии.

Отвыкшие от служб и литургий, огрубевшие вдали от России дородные мужчины плакали, вспоминая прежнюю безгрешную жизнь.

— Ах, какой народ! — растроганно вздыхал архимандрит, возлагая руки направо и налево на склоненные головы. — Ради такого народа стоило и дольше плыть…

И тут матросы вывели на сходни быка. Шумно втянув в себя воздух с запахом земли и трав, он громко взревел, изогнул хвост коромыслом и так скакнул на причал, что потрясенные его видом работные алеуты и кадьяки с ужасом бросились врассыпную. Вид рогатого зверя поразил их больше, чем «Белый царь». Трубно взревывая, следом за быком спустились коровы и бросились к редкой траве, желтевшей среди камней. Увидев, что «косяки» не боятся рогатых зверей, а те ни на кого не бросаются и только с жадностью щиплют траву, алеуты и кадьяки осторожно вернулись на причал и обступили молившихся людей.

После молебна управляющий вызвался проводить миссию осмотреть крепость, склады и казенный магазин.

— Сначала в храм! — тихо, но настойчиво заявил седобородый архимандрит.

— Так не построили еще! — Развел руками Баранов. — Всего две недели как казарму драньем накрыли. В Крестовой бухте есть часовенка, срубленная Шелиховым, а здесь пока нет!

— Ничего, — с пониманием кивнул ему архимандрит. — Будет храм. Ведите в домную церковь!

— Так нет ее… Пока! — Больше прежнего смутился управляющий.

— Наслышаны, Александр Андреевич, что вы здесь пятый годок. Как же до сих пор без церкви?

Чуткий Баранов был так растроган встречей, что не заметил ноток раздражения в голосе архимандрита.