Заморский тайник

За что Прилепскому выпала такая райская жизнь? Тут все дело было в том, какие именно преступления он расследовал. Прилепский специализировался на раскрытии краж предметов искусства. Разумеется, не только краж как таковых, а и всех прочих преступлений, так или иначе связанных с такими кражами. А случались в качестве приложения к кражам и мошенничества, и убийства, и таинственные исчезновения людей, и чего только не случалось!

Вот все это Прилепский вместе со своими помощниками и расследовал. А почему все-таки «курортник»? А потому, что кража предмета искусства – это, если можно так выразиться, преступление штучное. То есть такие кражи случаются нечасто, не каждый день и, может, даже не каждый месяц. Картину ли, икону ли, золоченый ли подсвечник или хотя бы какую-нибудь усыпанную драгоценными каменьями царскую плевательницу так вот запросто не украдешь. Тут своя специфика, к таким кражам готовятся долго, иногда годами. Потому что украсть – это еще не все, надо заранее подумать, как быть с украденной плевательницей, куда ее девать, где до поры до времени хранить, кому продать… Ведь не для того вор ее крадет, чтобы самому плевать в нее по-царски! Нет, он ее крадет, чтобы выгодно продать. А стоят они баснословно дорого, а потому покупатель должен быть при деньгах. Ну, а покупателей с большими деньгами не так и много, их еще пойди поищи…

Вот потому-то такие преступления случаются нечасто. Но и расследовать их – дело долгое, сложное и муторное. Порой даже самое изощренное убийство раскрыть намного проще. Чтобы отыскать какую-нибудь средней руки картину или какой-нибудь наконечник неандертальского копья, порой приходится затратить на это много месяцев. А иногда – и лет. А что уж говорить об известнейших, редчайших предметах искусства! Тут порой, чтобы их отыскать, а вдобавок – изобличить и задержать воров, приходится буквально наизнанку выворачиваться! Но поди растолкуй все эти особенности коллегам-завистникам! «Курортник» – и все тут! Ну да ладно. Прилепский никогда не обижался на такое прозвище, он вообще был человеком необидчивым и беззлобным.

Почему именно Егору Прилепскому было поручено расследование таких специфических дел? Ну, ведь кому-то же надо их расследовать… Егор отродясь не был каким-то особенным знатоком искусства, он оканчивал обычную академию МВД, где приобрел стандартные милицейские знания, которые, по сути, ничего общего с высоким искусством не имеют.

А все остальное случилось уже потом. Целых четыре года Егор работал «на земле», расследуя все, что случалось на его участке и что имело хотя бы отдаленное отношение к криминалу. Но однажды Егора вызвало к себе высокое милицейское начальство. Егор, конечно, был уверен, что за нагоняем, потому что а для чего же еще можно вызвать обычного оперативника в высокий кабинет? Не для того же, чтобы вручить Егору премию в размере месячного оклада! И не для награждения медалью за безупречную службу!

Действительно, не за премией и не за медалью Егора вызвали в начальственный кабинет. Но и не для того, чтобы устроить ему нагоняй. Разговор случился совсем на другую тему, и тема эта была для Егора весьма и весьма неожиданной.

– Мы слышали, – сказало начальство Егору, – что ты сочиняешь стихи. Это так и есть?

Егор сильно удивился такому вопросу, и в первую очередь потому, что не мог понять, откуда начальство об этом узнало. Да, он действительно сочинял стихи, но поэтом себя не считал, сочинение стихов было для него некой отдушиной, способом прийти в себя после изматывающих дней и ночей, после засад, погонь и допросов – словом, всего того, в чем, собственно, и состоит работа сыщика. Егор даже никому не показывал своих стихов, он сочинял их исключительно для себя, для своих внутренних, душевных потребностей, – а вот поди ж ты, все равно начальство об этом каким-то образом узнало. А главное – для чего это начальству нужно? Кому какое дело, чем занимается Егор в свободное время? Пускай он даже вышивает крестиком – это его личное дело!

– Да какие там стихи! – смущенно пробормотал Егор. – Это так… Для внутреннего употребления. Да и нечасто сочиняю. И вообще – к моей работе стихи не имеют никакого отношения. Работа работой, а все прочее – это так… Баловство.

– Ну-ну, не скромничай! – ответило на это начальство. – Просто так, ради баловства, стихов никто не сочиняет. А значит, у тебя – тонкая душевная организация. Ты, стало быть, любишь и понимаешь искусство. Есть, понимаешь, в тебе чувство прекрасного. Умеешь отличить песню канарейки от карканья вороны. Не каждому это дано! А уж милицейским сыщикам тем более. Потому что сыщик – это существо прозаичное и прагматичное. А ты вот у нас – поэт…

– Да какой поэт! – замахал Егор руками. – Говорю же вам…

– А ты не перебивай! – строго заметило начальство. – Потому что не просто так затеян с тобой этот разговор. А с умыслом. С дальним прицелом, иначе говоря.