Заморский тайник

И начальство тут же разъяснило, в чем именно состоит этот самый умысел и прицел. Оказалось, что недавно в МУРе освободилась вакансия. Прежний сыщик, ее занимавший, ушел на пенсию, и вот теперь начальство подыскивает на эту же самую должность новую кандидатуру. А должность между тем очень даже замечательная – как раз в соответствии с душевной организацией Егора. Короче: ушедший на покой сыщик расследовал кражи всевозможных предметов искусства. И теперь эту должность начальство предлагает Егору. По мнению начальства, эта должность просто-таки создана для Егора, потому что у него – тонкая душевная организация. Вот – он даже стихи сочиняет… Значит, ему и быть сыщиком по розыску всяческих красот и древностей. Возражения не принимаются, потому что это приказ, а всевозможные сомнения Егор может оставить при себе.

Вот так Егор Прилепский и стал сыщиком по розыску красот и древностей – как образно и остроумно выразилось начальство. Конечно, в этих самых красотах и древностях он поначалу мало что смыслил, многому пришлось учиться, и это была непростая наука. Но все в конце концов образовалось и уладилось, и сейчас Егор Прилепский был уже старшим оперуполномоченным, подполковником, и кое-что в красотах и древностях он понимал.

* * *

Именно Егор вместе со своими подчиненными и занялся поиском пропавшей древней иконы, на которой был изображен Иоанн Лествичник. Профессор Матвеев все-таки решился и обратился в милицию. Он позвонил по телефону. Говорил Леонтий Кузьмич взволнованно и сбивчиво, и Прилепский не сразу уразумел – а что, собственно, у профессора случилось и какая помощь ему нужна. Вначале Егору даже показалось, что это звонит вовсе даже не профессор, а какой-то неумный шутник, причем в состоянии опьянения. Но вскоре Прилепский понял, что это никакой не шутник и никакой не пьяный, а, кажется, и в самом деле профессор, но только до чрезвычайности взволнованный и расстроенный.

– Ждите меня на месте! – сказал Прилепский профессору. – Я скоро буду!

На место Прилепский выехал один – все трое его помощников в данный момент находились в разъездах. Не взял Егор с собой ни следователя, ни эксперта – они пока были ни к чему. Если и вправду окажется, что у профессора что-то такое пропало, вот тогда найдется работа и для следователя, и для эксперта. А пока Егор сомневался в искренности слов профессора. Уж слишком сбивчивым и нервным было его объяснение по телефону. Оно, конечно, могло случиться и так, что человек просто угнетен пропажей ценности. Да, это вполне могло быть. Такая пропажа случается нечасто. Но откуда, спрашивается, у этого человека в его личной коллекции икона то ли шестого, то ли седьмого века? Такие раритеты можно пересчитать по пальцам. Откуда же и каким образом такое диво взялось в частной коллекции? И почему именно в частной коллекции, а не где-нибудь в музее или специальном хранилище?

Все это были вопросы, которые требовали немедленного разъяснения. Ну, а следователи и эксперты – это на данный момент было вопросом номер два.

Профессор Матвеев встретил сыщика даже не на самой даче, а у ворот. Вид у профессора был взволнованный.

– Я – старший уполномоченный уголовного розыска Егор Прилепский, – отрекомендовался Егор.

– Матвеев Леонтий Кузьмич, профессор.

– Профессор – чего? – уточнил Прилепский. – Каких наук?

– Я – историк.

– Понимаю, – кивнул Прилепский. – Изучаете древнюю историю…

– Не совсем. – Профессор переступил с ноги на ногу. – Скорее наоборот – я специалист по более современной истории. Девятнадцатый век, век двадцатый…

– Вот как. – Прилепский внимательно взглянул на профессора.

Профессор правильно понял этот взгляд. Сейчас милиционер спросит о древней иконе: для чего, дескать, профессору, который изучает историю девятнадцатого века, нужна была икона, написанная в шестом или седьмом веке.

– Видите ли, в чем дело, – сказал Леонтий Кузьмич. – Всевозможные древности – это мое увлечение. Так сказать, хобби. У меня, знаете ли, много всяческих древностей. Иконы, предметы облачения, всевозможная утварь… Все, знаете ли, подлинники. Свидетели, так сказать, времен минувших. Да… В том числе – и икона с Иоанном Лествичником. Которая пропала…

– То есть, как я понял, ваша коллекция – это всевозможные предметы, имеющие отношение к религии? – уточнил Прилепский.

– Да, именно так.

– Вы – верующий?

– Я бы не стал говорить так однозначно, – ответил профессор. – Дело в данном случае не в моей вере или безверии. Здесь иная ситуация. Для меня все предметы моей коллекции имеют прежде всего культурное значение. Ну и, разумеется, историческое. Наконец, это просто красиво. Это, знаете ли, уникальная, совершенно особенная красота…

– Понимаю, – кивнул Прилепский. – Мне нужно взглянуть на вашу коллекцию.

– Да, разумеется. Прошу. Вот сюда, в эти двери… За ними – лестница на второй этаж. Там и находится моя коллекция. Это особый вход, отдельный. Он ведет в галерею, и никуда больше. Все жилые помещения расположены на первом этаже, и вход в них – с другой стороны.

– То есть войти в галерею можно только этим путем и никак иначе? – уточнил Прилепский.