Ей было все равно. Музыка — не музыка, радио — не радио. Скорей бы домой. К Рите. Закрыть дверь на все замки, включить ночник, забраться под плед на диван. И никого не видеть, ничего не слышать… До утра. Пережить эту ночь. А потом… А потом? А потом они уедут на море. На две недели. И забудут все. И будет белый пароход, и теплый песок, и волны у самого носа. И ни одного знакомого лица! Они уже решили, что будут до изнеможения плавать и отсыпаться. За все эти полгода, за всю жизнь. Ритуля еще сказала, что они там будут флиртовать направо и налево. И задурят головы всем окрестным мужикам.
Зоя улыбнулась. Представить себя кокетничающей и раздаривающей многообещающие взгляды она не могла, но и с подругой спорить не стала. К чему? Пока так выходило, что та во всем оказывалась права.
— Рита, вы меня не слушаете? — тронул ее за локоть Карелин. — Ну вот, а я вас повеселить хотел…
— Да? — Зоя виновато пожала плечами. — Задумалась. Извините.
— Ну так вот, выхожу из офиса, а машина, как крокодил подраненный, на двух лапах! И колеса так конкретно взрезаны, на совесть! Я, честно говоря, оторопел. Чтоб вот так, в центре города, средь бела дня…
Снопы света за лобовым стеклом вдруг переплелись, скучились, образовав остроносую бесконечную воронку, и Зоя втянулась в нее, перестав понимать и ночь, и время года, и, собственно, живет она еще или уже нет. Когда в глазах чуточку прояснилось, и воронка немного ослабила свое стремительное завихрение, в ушах, сквозь горячие удары частого молотка, образовался далекий голос:
— Я потом зашел с цветами, отблагодарить хотел, но там уже вместо этой милой дамы какая-то девица сидела. Жалко. Потом директор вышел, хлыщ такой самодовольный. Через губу со мной разговаривал. Жутко неприятный тип. Я ему ту женщину описал, спросил, как найти. А он вдруг позеленел, потом покрылся. Не было, говорит, тут у нас таких никогда. Старых вешалок не держим. И этой мартышке молоденькой так высокомерно заявляет: проводите посетителя, он, наверное, дверью ошибся. Странная ситуация. Я так ничего и не понял. А ведь та женщина вряд ли догадывается, как она мне помогла. Если без дураков, то просто жизнь мне спасла…
— Жизнь спасла? — Зоя с трудом выплывала из влажной густой жары.
— Конечно, меня тогда, как оказалось, убить готовились. Машина — пробным камнем была. Если б не эта тетенька, меня мой дружок за мои бы деньги и замочил.
— Замочил? — Зоя плохо понимала, о чем речь, да и не хотела, по правде сказать. Сознание толчками выплевывало на поверхность давние картины, страшные, грубые, упрятанные так далеко, так глубоко, что уже и почти забытые. Они и дремали там, в дальних чуланах головы, изредка ворочаясь и покалывая, словно крошки нечаянного мусора, набившиеся в туфлю. И вот сейчас эта ночь все так недужно взвихрила, вынесла их из тайников, и теперь этот мелкий надоедливый мусор кружился в салоне автомобиля, прямо перед глазами, забивая нос, мешая видеть и дышать.
— Ну да, — спокойно ответил Карелин. — Обычное дело. Ты сдуру даешь кому-то деньги. Человек к ним привыкает, как к своим, отдавать неохота, значит, надо просто устранить помеху. Быстро и эффективно. Но я тогда своих партнеров сильно огорчил. Во-первых, тем, что остался жить, а во-вторых, тем, что забрал из их оборота свои деньги. Они и сдулись.
— Сдулись?
— Ну да. Быковать легко. Но бизнес не только кулаков, но и мозгов требует. А с мозгами у этих ребят — напряженка.
На зеркале лобового стекла ясно нарисовался длинноглазый, за ним маячили накачанные «близнецы» с тусклыми пуговицами вместо глаз. Зоя дернулась, отгоняя видение.
— Так что, если б я вдруг сейчас ту даму встретил, в ножки бы поклонился. Крестной мамой назвал.
— Она такая старая? — замирая от новой волны страха, спросила женщина.
— Да, честно говоря, толком не помню. Таких ярких, как вы, Маргарита, мало, единицы. А та — такая никакая. Но не молодая. Это точно. Знаете, типичная бухгалтерша. На голове какая-то нелепая заколка торчала и вроде очки. Больше ничего не припоминается.
— Очков не было, — едва слышно запротестовала Зоя.
— Что? — не расслышал Карелин.
— Говорю, жалко, что ее не было, когда вы пришли.
— Жалко, — кивнул мужчина. — Может, встретимся когда, отблагодарю.
— Так вы ж ее не узнаете…
— А она? Может, она меня узнает?
— Ну да. Подойдет и скажет: здравствуйте, я та самая…
— Типа того, — засмеялся спутник. — Ну вот и город. Куда нам теперь?
— Так… куда нам теперь? — Рыбаков, пошатываясь, вывалился из офиса на темную улицу. — «Майбах»! Да имел я твой «майбах» со всех сторон! Щас! Разбежался! Платежку подписывать! Вот тебе! — Он лихо выдвинул вперед руку с неверно сжатым кукишем, пошатнулся, увлекаемый собственным движением, и грузно рухнул боком в поблескивающую лужу, намытую недавним дождем. — Не знаете вы Рыбакова! Узнаете! — угрожающе бормотал он, пытаясь подняться из скользкой грязи.