Замри

Почему-то эта неожиданная встреча побуждает меня присмотреться к ней получше. Не отходя от двери, я разглядываю в зеркало четкую линию ее подбородка, ее тонкие ключицы, крошечный шрам на лбу, которого я не замечала раньше.

Она смотрит на мое отражение.

– Я не знала, что это твой туалет.

В таком освещении ее кожа на фоне черной одежды выглядит невероятно бледной. Дилан выключает воду, отрывает кусок бумажного полотенца. Разворачивается, кидает полотенце в мусорное ведро и проходит мимо меня к двери. Ее ботинки гулко топают по полу. Даже когда она уходит, я остаюсь на месте. Почти половина учебного года позади. Смогу ли я когда-нибудь заслужить ее прощение?

Вечером, перед сном, я открываю окно и, высунувшись наружу, направляю фотоаппарат в ночное небо. Я устанавливаю минимальную выдержку – если где-то и есть лучик света, камера его не увидит. Я нажимаю на кнопку. Наше следующее задание посвящено отработке контраста. Я сдам абсолютно черный снимок.

13

Проснувшись утром в субботу, я вспоминаю, что по выходным мы с Ингрид не расставались со своими фотоаппаратами. Мы ходили по одним и тем же местам, почти не разговаривая, и искали идеальные кадры. Потом мы шли в лабораторию и вместе проявляли снимки.

Мои фотографии сохли на одной леске, фотографии Ингрид – в другом конце комнаты. Я смотрела на ее снимки и ничего не узнавала. Вестибюль торгового центра: я увидела связку шариков на входе только что открывшегося отдела; она – пустую коляску. Моя комната: я увидела стопку журналов на ковре; она – записку от мамы, в которой говорилось: «Не забудь кинуть белье в стирку». Парк в Сан-Франциско: мои чайки в полете – ее травяной холм, поросший полевыми цветами.

Я скучаю по ощущению, которое возникает, когда опускаешь экспонированную бумагу в проявитель, на секунду задерживаешь дыхание и видишь, как изображение обретает плоть. Как темные участки чернеют. И ты думаешь: «Это сделала я».

Мне нужно проявить черное фото, но еще я хочу вновь ощутить это чувство. Хочу сделать фотографию, которую можно повесить на стену после того, как она просохнет. Порывшись в ящике стола, я нахожу пленку, которую отсняла в ночь перед началом учебного года. Вряд ли у меня получилось запечатлеть луну, но снимок дома вполне мог удаться.

Я забираюсь в фотолабораторию через окно и иду в проявочную. Завернув за угол, где установлены раковины, я чувствую: что-то не так. Я не одна.

Я жду, пока глаза привыкнут к темноте.

Я не сразу ее узнаю. На ней джинсы и толстовка, волосы убраны в простой хвост. Она стоит ко мне спиной и цепляет на леску фотографию.

– Доброе утро, Кейтлин, – говорит мисс Дилейни.

– Здравствуйте, – бормочу я, готовая к тому, что меня выставят за дверь.

Но она не отчитывает меня за то, что я вломилась в лабораторию, и не грозится позвонить родителям.

– Увеличитель в углу свободен, – говорит она.

– Хорошо.

Я неуверенно подхожу к увеличителю. Но у нее включен лабораторный фонарь, поэтому я не могу достать пленку. Малейшего луча достаточно, чтобы засветить фотографию. Я не хочу просить ее выключить свет, но уходить после того, как мне разрешили остаться, кажется грубостью. Я стою на месте, пытаясь сообразить, что делать.

– Ты будешь проявлять? – спрашивает она.

– Ага.

Она выключает свет.

– Спасибо.

Я торопливо заправляю пленку и подворачиваю ее, чтобы внутрь не проник свет.

– Я закончила, – говорю я, и она включает свет. Я пытаюсь разглядеть ее фотографии, погруженные в воду. На них изображены мотели со светящимися табличками «Свободные номера».

Некоторое время кажется, что между нами и не было никаких разногласий. Мы молча работаем бок о бок. Я проверяю экспозицию на контрольках; она уверенно снимает копии со своих фотографий.

Когда она собирается уходить, я, полагая, что мне тоже придется уйти, начинаю собирать негативы. Я даже не успела увидеть свою фотографию дома.

Но тут она говорит:

– Не забудь закрыть окно, когда будешь уходить. Вечером обещали дождь.

14

Воскресенье, 08:00.

Я просыпаюсь оттого, что у меня сосет под ложечкой. В полудреме я шарю рукой под кроватью и достаю дневник Ингрид. Кладу его на подушку, накрываю ладонью гладкую прохладную обложку и снова засыпаю.

08:27.

Я просыпаюсь снова и открываю первую страницу дневника. На меня смотрит автопортрет Ингрид. Я проваливаюсь в сон – мне снится, как она качается в парке на качелях, запрокинув голову в беззвучном смехе. Над чем мы смеялись?

09:00.

Я откидываю одеяло и встаю.

В десять я выхожу из душа и заворачиваюсь в полотенце. Достаю из ящика стола школьный справочник. Нахожу номер Джейсона, беру телефон и набираю ему.

Сердце трепыхается в груди, как колибри.

– Алло, – говорит мужской голос.

– Это Джейсон?

– Да. Кто это?

– Это Кейтлин. – Я раздумываю, не назвать ли фамилию: все-таки я не вхожу в число людей, для которых в порядке вещей звонить ему в воскресенье в десять пятнадцать утра.

Но он меня опережает.

– Привет, Кейтлин. Как дела? – говорит он вежливо – так, будто мой звонок стал для него приятной неожиданностью.

– Я тут подумала: ты не хочешь выпить кофе?

– Почему бы нет, – говорит он. – Когда?

– Ну… через час?