Я смотрю в черное небо и пытаюсь понять, как Ингрид могла так поступить. Я пытаюсь вспомнить этих парней, представить их более детально. По-моему, одного звали Кевин. Кевин и, кажется, Льюис. Или Лерой? Кевин и Лерой? Когда это произошло? Что еще происходило в моей жизни в тот день? Я не могу поверить, что видела ее после этого на следующий день или даже в тот же вечер и не поняла. Но именно так все и было. Может быть, она знала, что сможет вести себя как ни в чем не бывало; может, она до совершенства отточила умение притворяться. А может, она думала, что я замечу, а я ее подвела.
Из-за ветвей я вижу, как в моем доме гаснет свет. Это спальня родителей. Я представляю, как они ложатся спать, беспокоясь обо мне. Я знаю, что мне нужно вернуться в дом, чтобы они смогли заснуть, но я не могу вернуться прямо сейчас, хотя мысль спуститься с дерева, уйти в тепло и попытаться хоть ненадолго забыть обо всем звучит заманчиво. Но я продолжаю читать. Следующие письма совсем короткие, и я проглатываю их одно за другим.
Я листаю страницу за страницей, пока не натыкаюсь на запись подлиннее.
Она не оставила прощальной записки. Это я знаю наверняка. Ее мама позвонила моим родителям и сказала им: она не попрощалась. Записки не было.
Но теперь. Спустя столько месяцев.
Ночь стоит холодная. Родители, наверное, ворочаются с боку на бок, а может, уже крепко спят. Я открываю дневник и листаю оставшиеся страницы.
Они пусты.
Я знала, что так будет, но мне все равно сложно поверить, что после того, как я прочитаю это последнее письмо, мне больше нечего будет узнавать о ней. Я выключаю фонарик и погружаюсь в полную темноту, не считая света луны и окна нашей гостиной. Поднимается ветер. Листья надо мной, подо мной и вокруг меня шуршат. Это шорох потери – или нового начала. Чего именно, я пока не решила.
Я включаю фонарик и начинаю читать.