С лицевой стороны колонны эти опирались на два грандиозных пилона, в просвет между которыми видны были на горизонте величественные массивы пирамид Хуфу, Хафра и Менкара. От пилонов шла аллея сфинксов, оканчивавшаяся у громадного бассейна, обложенного красным порфиром, а затем шли ряды низких каменных зданий, предназначавшихся для служителей и рабов Путифара, для жизненных припасов его двора и для домашних животных.
Солнце, склоняясь к западу, стояло уже над великими пирамидами, когда из одного здания, расположенного по ту сторону бассейна и аллеи сфинксов, вышли два египтянина. В лице того, который шел впереди, одетый в богатый плащ из белого финикийского виссона, можно было сразу узнать бывшего юношу-раба, хотя он значительно возмужал и несколько потерял тот загар знойных равнин Ханаана, который смягчился в более умеренном климате долины Нила.
За ним шел старый египтянин, держа на руках молоденького белого козленка.
Приблизившись к бассейну, Иосиф, это был он, сын Иакова, проданный братьями, остановился. Следовавший за ним с козленком старый египтянин тоже остановился и издал протяжной звук, похожий на крик осла. В этот момент вода в бассейне заволновалась, и на поверхности его показалась безобразная голова крокодила. Страшное чудовище быстро подплыло к высокому каменному парапету бассейна и раскрыло безобразную пасть, в которой торчали страшные зубы, точно заостренные пилы. Маленькие глаза чудовища плотоядно сверкали.
– Великий Себек-Ра! Сарис его святейшества фараона Апепи Путифар приносит тебе жертву; прими ее и охраняй дом Путифара! – проговорил египтянин и бросил козленка в пасть чудовища.
Горькая улыбка скользнула по лицу Иосифа. Крокодил жадно схватил свою жертву и в тот же миг скрылся под водою.
Отпустив знаком старого египтянина, Иосиф пошел вдоль аллеи сфинксов, к пилонам, ведшим в главное здание. Он шел тихо, задумчиво, как бы прислушиваясь к нестройному шуму, стоявшему в воздухе над многолюдной столицей фараонов. Но мысли его были далеко: они витали над далекими холмами и долинами его родного Ханаана, где разбиты темные шатры племени Авраама, Исаака и Иакова, отца его, где когда-то бегал он своими маленькими ножками за стадами старших братьев своих, где плакал он над могильным столпом рано погибшей матери своей, Рахили, где старик отец его, Иаков, рассказывал ему о чудесном видении в Вефиле, где старая рабыня матери его, Фимна, много лет пробывшая в рабстве в Египте, рассказывала ему, маленькому Иосифу, о чудесах этой страны фараонов… И вот он сам теперь в этой самой стране фараонов, стране чудес и ужасов, в стране господства крокодилов и Аписов, в стране пирамид и сфинксов; но мысли его все витают над бедным, жалким Ханааном.
Пройдя аллею сфинксов и поднявшись на ступени между пилонами, Иосиф остановился и в раздумье оглянулся назад. Перед глазами его, вдали, высились темные массивы великих пирамид. Над ближайшею и высочайшею из них горело знойное солнце и, казалось, готово было коснуться остроконечной вершины этой таинственной, тысячелетней могилы царственного Хуфу. Иосиф глубоко вздохнул.
– Амон-Ра… Горус в сиянии, – презрительно прошептали губы его.
И ему опять вспомнились мирные картины его родины: склоняющееся к закату солнце Ханаана, рабыни с водоносами на головах, отправляющиеся к источнику, стада овец, возвращающиеся с поля.
Пройдя пилоны, он вступил во внутренние покои. Это была квадратная зала, поддерживаемая колоннами с листьями лотосов и пальм. Над архитравом было изображение солнца с крыльями орла. Под ним – выступающая из гранита статуя фараона с венцом на голове.
– «Я, фараон Апепи, любимый сын бога Горуса в сиянии, всесильный владыка Египта от великих порогов до «великих зеленых вод», могущественнейший всех царей в мире от Финикии до страны презренных Либу. Я не оставлю в покое моих врагов, но сожгу их лучами моего отца, Горуса в сиянии», – грустно качая головой, читал Иосиф горделивую подпись на подножии статуи фараона. – О мой Бог! Бог Авраама, Исаака и Иакова! Доколе будешь терпеть Ты эти беззакония? – невольно шептали его губы.
Рядом со статуей фараона высилась еще более массивная. Это было изображение бога Себек-Ра с головою крокодила. «И это бог!» – невольно содрогнулся Иосиф.
Он с презрением отвернулся от чудовища, вспомнив, как живой его первообраз сейчас пожрал маленького козлика, и прошел между колоннами направо.
Перед ним, за пунцовой занавесою, открылась другая, меньшая комната. Посередине ее стояла статуя богини Гатор, олицетворение чувственной любви. Богиня изображена была голою с изысканно заплетенными косами. Перед богиней на треножнике курился фимиам.
Близ стены, под богатым балдахином, стояло ложе, покрытое великолепною шкурою пантеры, а пол около ложа застлан был шкурою огромного ливийского льва. На ложе полулежала молодая женщина, едва прикрытая тонкими тканями. Руки, плечи и часть бюста ее были обнажены. На руках и шее сверкали золотые украшения.