Замурованная царица. Иосиф в стране фараона

Это была жена Путифара, Снат-Гатор. Маленький невысокий лоб под черными как смоль волосами, изящно изогнутые линии тонких бровей, миндалевидные, с длинным разрезом темные глаза сфинкса, смуглые, слегка зарумяненные щеки и нежно очерченные розовые губы – все было чувственно красиво в этой женщине.

У изголовья ее стоял маленький нубиец с опахалом из страусовых перьев.

– А, это ты, Иосиф, – томно сказала Снат-Гатор, бросая нежный взгляд на пришедшего. – Да благословят боги твой приход.

– Привет мой госпоже и повелительнице, – проговорил Иосиф, потупляя глаза под взором красивой женщины.

– Принесена ли жертва богу Себек-Ра, покровителю Мемфиса и нашего дома? – спросила Снат-Гатор.

– Об этом я и пришел доложить твоей ясности, – отвечал Иосиф, не поднимая глаз.

– А какие вести от моего супруга и повелителя? – снова спросила жена Путифара.

– Его ясность, мой господин и повелитель, приказал сказать через гонца, что они с его святейшеством фараоном, находясь на охоте в Долине газелей, выследили двух огромных львов пустыни и, вероятно, останутся на охоте еще несколько дней, – доложил Иосиф.

При этом известии глаза Снат-Гатор невольно выдали внутреннюю радость.

– А! – протянула она и присела на своем ложе, оправляя волосы и ожерелье.

Против нее, в оконном просвете, виднелись на горизонте пирамиды Хеопса и Хефрена, за которые уже опустился диск солнца.

– Светоносный Горус скоро оставит небесный свод бога Амона-Ра и пошлет на землю тени ночи, – сказала Снат-Гатор, глядя на далекие пирамиды. – Вот уже и гробницы фараонов Хуфу и Хафра – да веселятся они в обители всемогущего Озириса! – бросают сюда свои тени, и в воздухе становится прохладнее. Теперь мне не нужно тихое дыхание твоего опахала, мой маленький ветерок, – обратилась она к юному нубийцу, – оставь свое опахало и пойди отдохни или поиграй.

Юный нубиец не заставил свою госпожу повторять приказание: он тотчас припал коленками к шкуре льва, поцеловав край туники Снат-Гатор за пунцовой занавесью.

– Мне что-то сегодня нездоровится, мой добрый Иосиф, – сказала жена Путифара, когда скрылся ее маленький черный раб. – Может быть, я не умела умолить богиню Гатор. – И она глянула на ее статую. – Я буду рада, если добрый Иосиф посидит около меня и развлечет мои смутные думы, – сказала она, поправляя складки туники.

– Я готов служить госпоже и повелительнице раба своего, – скромно отвечал Иосиф.

– Ты не раб мой, а сарис – правитель дома господина моего, – сказала Снат-Гатор, указывая на сиденье около своего ложа, род кресла из красного дерева с резными изображениями ибисов. – Мой муж и господин облек тебя таким доверием, каким не пользовался никто в его доме. Тебе послушны все рабы дома Путифара, в твоем ведении все богатства и запасы дома, золото и медь, зеленые и синие драгоценные камни кладовых, все запасы благовоний священной земли Пунт; тебе вверена постройка вечного жилища Путифара в прекрасной стране Запада, в царстве великого Озириса; ты – правая рука Путифара и наместник его… И при всем том я замечаю, Иосиф, что на твоем прекрасном лице всегда лежит тень грусти. Скажи, добрый Иосиф, чего недостает тебе? Открой мне свое сердце, как родной сестре, как другу, и я, может быть, сумею влить бальзам утешения в твое сердце. Откройся мне, Иосиф, я буду молить небо, великого Амона и солнце, святоносного Горуса, чтоб они дали покой и радость душе твоей.

– О добрая госпожа! – тихо вздохнул Иосиф. – Твое небо – не мое небо, твои боги – не мои боги, твое солнце – не солнце Ханаана.

– Но, Иосиф, и небо Египта такое же голубое, как и небо Ханаана, и боги Египта добрые боги, а солнце долины Нила благотворнее солнца Ханаана.

Иосиф молчал. На кроткие, задумчивые глаза его навернулись слезы.

– Скажи же, поведай мне, Иосиф, что еще гложет твое сердце? – со слезами в голосе спрашивала Снат-Гатор.

– О госпожа! Не спрашивай меня об этом: слишком глубока рана моего сердца, чтобы я мог открыть ее тебе, – отвечал Иосиф, низко опуская свою курчавую красивую голову.

Ответ этот смутил жену Путифара: как женщина, она подумала, что ханаанский пленник тоскует по другой женщине, и ревность шевельнулась в ее сердце.

– О мой Иосиф! – страстно заговорила она. – Я залечу в твоем сердце эту рану, и всемогущая Гатор поможет мне в этом… Откройся мне, кто та женщина, которая нанесла тебе эту рану?

– Не женщина, а мои родные братья, – тихо отвечал Иосиф и закрыл лицо руками.

Снат-Гатор вздохнула свободнее: «Не женщина. О великая матерь, рождающая солнце!» И она с благоговением и мольбою взглянула на статую богини Гатор.

– Братья! – почти радостно воскликнула она. – Что же они сделали с тобой?

– Они продали меня в рабство, – последовал чуть слышный ответ.

– Родные братья! За что же?

– Они невзлюбили меня за то, что я был любимцем нашего отца, за то, что он любил мою мать больше всех других своих жен и наложниц, за то, что он одевал меня в нарядные одежды, наконец, за мои сны! – со страстной горечью проговорил Иосиф.

– За сны? – удивилась жена Путифара. – Какие же это сны?

– Мне тяжело их рассказывать, – отвечал Иосиф.