Им вторили и матери тихим плачем, которого не мог не слышать патриарх всего этого взрослого и подрастающего поколения. Он с покорностью возвел глаза к небу.
– Да будет воля Твоя, Господь и Бог мой! – сказал он растроганным голосом и, обращаясь к сыновьям, добавил: – Возьмите от плодов земных, ритину, медь, фимиам, стакти, терпентин и орехи и отвезите в дар псомпфомфаниху земли египетской; да возьмите серебра вдвое, чем брали прежде, и возвратите ему серебро, найденное вами в мешках ваших, все отдайте ему, чтобы не вышло какого сомнения… Возьмите и Вениамина с собою…
Шепот одобрения и радости послышался среди женщин…
– Да благословит Бог старца, отца нашего, – слышались сдержанные восклицания, – сына своего любимого отпускает от себя.
– Идите же, дети мои, – продолжал старик, – Бог мой даст вам благодать пред господином тем, и он отпустит брата вашего Симеона и Вениамина отпустит… А теперь я остаюсь совершенно бездетен… обесчадел, совсем обесчадел!..
И старик закрыл лицо руками. Вениамин бросился к нему и стал целовать ему руки. Женщины плакали.
Опять та же пустыня. Ночь. Поразительная ночь! Полный, какой-то холодный месяц заливает своим зеленоватым светом бесконечную равнину, которая теперь кажется снежным полем – целым океаном снега. Торжественное величие этой снежной пустыни усугубляется подавляющей тишиной, мертвая тишина! Даже цикады, испуганные величием ночи, молчат.
Только песок тихо хрустит под ритм шагов вьючных животных и людей небольшого каравана, медленно двигающегося от Ханаана к Египту. Черные, словно ножом отрезанные от белой поверхности пустыни тени кажутся живыми; силуэты людей – это силуэты исполинов; тени от животных также гигантские. Расстилающиеся впереди пространства кажутся бесконечными; по сторонам и позади даль необъятная… Поразительная ночь!
Глаза Вениамина, следующего за ритмичным шагом своего осла, широко раскрыты от изумления и ужаса перед величием пустыни в эту изумительную лунную ночь… Так вот она, пустыня Идумеи и земли фараонов!.. А что же дальше, там, за этим океаном пустыни?..
– Надо пользоваться такою ночью: к утру мы будем уже далеко, – тихо проговорил Рувим, вглядываясь в бесконечную равнину пустыни. – Бог помогает нам.
– Да, идти нежарко, и шаг ослов свободнее, – согласился Иуда.
– Да и поспешать надо, чтобы скорее воротиться в Ханаан, там ждут нас голодные дети, – промолвил Завулон.
– И брат Симеон, вероятно, ждет в своем заточении, – добавил Неффалим.
– К полудню завтра мы, может быть, увидим Нил и Мемфис, и гробницы фараонов, – сказал в свою очередь Гад.
Вениамина пугала эта близость чего-то неведомого, как пугала и эта пустыня. Он так много слышал от братьев о чудесах страны фараонов, о гробницах царей, равных горам по величине и высоте, о дворцах фараонов, о величественных храмах богов земли египетской, о каких-то каменных чудовищах: о львах с головами женщин, о людях с головами птиц и быков, о каком-то боге Аписе и крокодилах… О, скорее бы назад, в родной, милый Ханаан!
Но вот и он в стране чудес и ужасов. Перед ним – громада невиданных зданий. Это дворец фараона с восточного фаса. К нему ведет аллея чудовищ из гранита, львы с женскими головами: это аллея сфинксов. В конце ее гигантские гранитные пилоны и целый лес колонн; а еще дальше, у самого горизонта, четырехгранные порфировые горы – это гробницы фараонов, пирамиды.
Маленький караван ханаанеян с боязнью двигается аллеей сфинксов. Испуганный, с расширенными зрачками Вениамин жмется к последнему из братьев, к Дану.
– Это все их боги? – шепчет Вениамин, указывая на сфинксов.
– Боги, – отвечал Дан, – у них боги – идолы.
– Они живые? Они видят нас? Не пожрут нас?
Караван приближался уже к пилонам дворца, где стояла стража. Если б Вениамин поднял глаза к амбразуре одного из пилонов, то глаза его встретились бы с другими глазами, которые глядели на него со страстным любопытством.