Замурованная царица. Иосиф в стране фараона

За трапезой братья и не заметили, как над пустыней распростерлась ночь. На небе высыпали мириады звезд, яркость которых на далеком юге изумительна. Особенно сверкали некоторые из них, то отдельно, то целыми группами, которые так хорошо были знакомы ханаанеянам, кочевым пастухам. По положению звезд они узнавали время – полночь, близость утра; звезды руководили ими, когда они со своими стадами переходили от северных пределов Ханаана до самой Идумеи.

Пустыня как-то торжественно, внушительно молчала. Это царственное молчание не нарушали голоса цикад, сливавшиеся в какую-то чарующую, хотя унылую мелодию пустыни. Иногда слышалось отдельное рыкание льва, направлявшегося к водопою. Но наши путники хорошо знали природу и привычки царя пустыни: из колючих кактусов и сухих листьев от пальм они разложили яркий костер и были вполне убеждены, что страшный зверь никогда не пойдет на огонь.

– Как прекрасны эти очи ангелов! – говорил Рувим, после трапезы отходя от костра и поднимая руки к небу на молитву.

– И нет им числа, – говорил Иуда, глядя на звездное небо, – они видят каждое движение наше, каждый шаг.

– Да, а мы забыли это, когда хотели убить брата своего Иосифа, – задумчиво проговорил Рувим, – очи ангелов, может быть, и теперь смотрят на него.

– А может быть, на его сухие кости, которые где-нибудь в пустыне теперь белеются, – грустно проговорил Рувим.

Кончив трапезу, братья улеглись спать, подложив под головы мешки с пшеницей. Но спали не все: по двое из них, соблюдая очередь, должны были стеречь спящих братьев и свой маленький табор.

Утреннее солнце застало их уже далеко от группы пальм, где они имели первый ночлег, а через несколько дней странники наши издали увидели группу черных шатров, жилища их отца Иакова, своих жен, детей, рабов и рабынь. Заметив приближение каравана, собаки, сторожившие стада Иакова и его многочисленного семейства, подняли было невообразимый лай, но скоро лай этот превратился в радостный визг, в веселые прыжки, когда собаки узнали своих господ.

Навстречу каравану поспешно вышел Вениамин и бросился обнимать братьев.

– Благодарение Богу отцов наших, что вы воротились в полном здоровье, – говорил он, – а мы уже боялись, не случилось ли с вами чего. Отец ждал вас три дня тому назад: он знает время пути до Египта; он узнал это от измаильтян, которые часто ходят со своими караванами в Мицраим, в страну фараонов, куда они возят на продажу фимиам, ритину и стакти… Но где же брат Симеон? – удивился он. – Я его не вижу. Здоров ли он?

– Брат твой Симеон был здоров, когда мы отъезжали из земли египетской, – сказал Рувим. – А где он и что с ним, я сейчас объясню отцу нашему Иакову. Как Бог хранит его здоровье?

– Отец наш Иаков, благодарение Богу, здоров, – отвечал Вениамин. – А вот и сам он.

В это время от большого черного шатра, окруженного другими шатрами, двигалась навстречу пришельцам величественная фигура старца. Белая раздвоенная борода его волнистыми прядями ниспадала ниже пояса. Красивая голова, прикрытая тканью, спускавшеюся на широкие плечи, и крупные черты смуглого лица с резко очерченными морщинами, казалось, изваяны были из темного мрамора. В руках его был длинный посох. Со всех сторон к нему бежали смуглые дети, курчавые головки которых освещало утреннее солнце, оживляя эту умилительную группу старца с его позднейшим поколением.

– Дед идет! Дед идет! – радостно кричали дети. – Бог да благословит его шествие и продлит дни жизни его!

Иные подбегали к нему, и старик возлагал свою морщинистую руку на их курчавые головки в знак благословения. Из шатров выбегали женщины и с умилением смотрели на трогательную картину патриарха и окружавших его малюток.

Когда Иаков приблизился к группе пришельцев, все почтительно наклонили головы.

– Бог Авраама и Исаака да благословит пришествие ваше, дети мои! – сказал старик. – Все ли здоровы?

– Бог и твоя молитва сохранили нас и благополучно возвратили к дому нашему, – отвечал Рувим. – Мешки же наши полны пшеницы.

– Благодарение Иегове, явившемуся мне в Вефиле!.. – торжественно сказал Иаков, поднимая руки к небу – А что же я не вижу сына моего Симеона? – спросил он, зорко оглядывая всю группу.