Замуж не напасть

– Какое у тебя извращенное представление насчет обычного прохождения информации… Отойди-ка!

Он отстраняет ее и сам берется за замок. И минуты не проходит, как он снимает его.

– Что ты собираешься ставить на его место? Покажи. – Толян бросает беглый взгляд на замок и хмыкает: – Чем он тебя привлек: размерами или блеском?

В его голосе слышится обидный подтекст.

– Между прочим, я тебя не звала!

– Как же ты собиралась его ставить?

– Так, – пожимает она плечами, – стамеской бы отверстие расковыряла и как-нибудь впихнула…

– Ох, беда с вами, Лопухина! Надо же было вначале его разобрать, вынуть сердцевину. Остальная часть накладывается поверх и прикручивается.

Руки его, не переставая двигаться, разбирают замок, устанавливают. Он лишь немного поработал стамеской, никак не используя электродрель.

– Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево, – говорит он, заканчивая работу, и стоит в коридоре, пока Евгения сметает в совок стружки.

Но как только они закрывают дверь, Аристов хватает ее за руку и рывком подтаскивает к себе:

– Быстро, глядя мне в глаза, отвечай: чем ты так разозлила Сергея, что он хрипит от ярости?

– Ничем особенным, – пожимает плечами Евгения. – Просто один мой знакомый отобрал у него пистолет.

– Табельное оружие.

– Ну и со своим знакомым попинал его маленько.

– Господи, и ты ему об этом сказала?

– Конечно. Пусть не думает, что за Машу некому отомстить.

– Так, а пистолет где?

– У меня, – с заминкой произносит она. – В стенке, среди книг.

– Неси сюда!

– Толя…

– Я сказал: неси!

Он забирает у нее из рук пистолет и прячет его во внутренний карман куртки.

– Аристов, – Евгения приваливается к стене и закрывает глаза, – я забыла поблагодарить тебя за то, что ты поставил замок.

Они сидят на кухне по обе стороны от стола. Агрессивность Толяна сошла на нет, и он грустно посматривает на нее.

– А я-то думал, – вздыхает он, – как тебе удалось так быстро измениться? Раз, и другой человек. Впечатление оказалось обманчивым: ты так же наивна, как и была. Только шуметь стала больше. И торопиться.

– Я так долго спала, что теперь поневоле приходится торопиться.

– Но в этой спешке ты, согласись, кое-что упускаешь, делаешь поспешные выводы. Помнишь твой тезис: Сергей Зубенко убил свою жену… Ошибочка вышла!

– Кто это тебе сказал?

– Имею информацию. После твоего категорического утверждения я, как говорится, держал руку на пульсе. Вывод следствия однозначен: жена Зубенко покончила жизнь самоубийством! Версия убийства не подтвердилась.

– Я бы и сама так подумала, если бы не далее как сегодня Зубенко не потешался надо мной, что никто ничего не докажет!

– Что ты сказала?

– То, что слышал!

– Он с тобой сегодня говорил о таких вещах?

– Считал меня этакой безобидной овечкой.

– Лопухина, уж не вздумала ли ты ему угрожать?

– А ты хотел, чтобы я сидела в загоне и блеяла? Аристов вскакивает с табуретки и начинает, насколько позволяют несчастные девять метров, метаться по ее кухне.

– Пойми, Зубенко опасен! Он может долго выжидать и ударить, когда ты не ждешь!

– А чего ты разволновался? Если я все придумала, какая это для меня опасность? Ты же не поверил!

– Слишком дико твое обвинение прозвучало! В газете и вправду о таком пишут, но всегда кажется, что тебя-то уж оно никогда не коснется… Боюсь, он потому и позвонил, что не знал: помнишь ли ты его прежние откровения? А раз не стал отрицать, значит, он тебя уже приговорил!

– Руки коротки! А вообще-то не он мне звонил, я ему звонила!

Аристов непритворно стонет:

– Женька! Кому ты объявила войну? У него в корешах половина ментов города!

– И что мне теперь делать? Попросить у него прощения? Мол, извини, что плохо о тебе подумала?

– Женя! Не строй из себя Рэмбо. Поверь, я знаю жизнь немного лучше и мне виднее. Знаешь, поживи пока у мамы, я что-нибудь придумаю.

– Аристов, не вмешивайся! И не надо ничего придумывать. Если, не дай Бог, с тобой что-нибудь случится, я себе этого вовек не прощу!

– Спасибо за заботу. Ты, стало быть, сильнее меня, не боишься сразиться с самим Зубенко. А я, пока суд да дело, отсижусь за твоей спиной?

– А почему ты должен ради меня собой рисковать? Я тебе никто!

Толян идет к выходу и лишь у самой двери спрашивает, не оборачиваясь:

– А я тебе – кто?!

Глава 24

– Что, доченька, трудно тебе? – Мать присаживается рядом и обнимает Евгению.

Ей непривычна ласка Веры Александровны. Раньше она не баловала дочь нежностью. С годами мать стала сентиментальной – теперь все чаще звучат в голосе бывшего «железного завуча» нотки нежности. Хорошо, бабушка внучку без оглядки голубила.

– Имеешь в виду Никиту? – на всякий случай уточняет Евгения; что поделаешь, и к материнской ласке можно привыкать в тридцать шесть лет.

– Имею в виду тебя. Грустная ходишь, вздыхаешь. Кураж потеряла.. Безответная любовь? Кто же он, этот негодник? Случайно, я его не знаю?

– Толика Аристова помнишь?

– Еще бы! Крепыш с коротким ежиком волос и пронзительными серыми глазами?

– Ты правильно сказала, глаза у него пронзительные. Так и пронзают! Вот и я не успела увернуться.