Замуж не напасть

– Вышел! Надоело мне в этом подполье сидеть хуже горькой редьки! Думаю, лучше в камере, там хоть срок идет. Словом, подумал и пошел в ментовку сдаваться. Спрашивают меня: «Где ты раньше был?» Боялся, говорю. Они смеются: «А сейчас уже не боишься?» Устал, отвечаю, бояться.

Ну, меня допросили и отпустили: «Иди, гуляй пока. Понадобится – вызовем!» На всякий случай подписку о невыезде взяли.

Подписка, как представляет себе Евгения, значит ограничение свободы передвижения, но никак не мешает ему ходить на работу, чему, похоже, шеф рад как ребенок!

– Где Варвара? Почему задерживается?

– Вы же сами ввели для женщин фирмы мягкий режим работы!

– Все, никаких мягкостей. Я сам – без пяти минут зек, введу теперь режим строгий, как в зоне. Все вы у меня будете по проволоке… я хотел сказать, по ниточке ходить! Американцы объявились? Что вы на меня так смотрите, Евгения Андреевна? С кем вы сидели за столом в свой первый день работы? Забыли?

– Не забыла. Но возможно, Варя…

– Валентин Дмитриевич! Валя… – Появившаяся в дверях Варвара бросается на шею президента и плачет и смеется, так что Евгении приходится потихоньку из кабинета ретироваться. Ох уж эти служебные романы!

Но это она так, ворчит. Варвара и вправду извелась от тоски, и уж с ее стороны это никак не интрижка. Роман президента и секретарши явно не дешевый.

А вот у референта нет никаких романов! И даже завалящейся новеллы. Не то чтобы она на жизнь жалуется, так – констатирует факт. Сегодня в ее жизни есть другие обязанности – вытащить в хорошисты одного отстающего по математике бедного родственника…

Вечером после работы она идет к остановке, явственно ощущая, что утреннее раздражение отпускать ее не хочет. Как бы она перед самой собой ни делала вид, что в ее жизни ничего не произошло, факт остается фактом – произошло!

Вчера ей позвонила Нина Аристова. Прошло больше месяца после их последнего разговора.

– Женя, давай не будем играть в прятки!

Кто, интересно, давал ей повод в таком тоне с ней разговаривать? Потому она Нину довольно невежливо перебила:

– Я не собираюсь с тобой ни во что играть! А в таком тоне – и разговаривать!

Нина поняла, что переборщила, но другой поворот разговора ее не устраивает, потому что она, оказывается, предъявляет ультиматум, а его так и предъявляют – в состоянии крайнего раздражения.

– Так вот, приезжай и забирай своего любовника! Вот те, нате, прям из-под кровати!

– Прямо так и забирать? Можно подумать, я у тебя забыла свой чемодан.

– Это не далеко от истины! – презрительно хмыкнула Нина. – Он сейчас в таком состоянии, что от вещи мало отличается. Я жду!

– Минуточку! – холодно остановила ее Евгения. – На самом деле твой муж – вовсе не вещь, которую можно перевозить с квартиры на квартиру без ее ведома! Во-вторых, советую вам обоим не искать кого-то третьего, виноватого, а разобраться вначале между собой – без жертв вы все равно не обойдетесь! В-третьих, моя жизнь – не твое дело! Я сама решаю, как мне себя вести в той или иной ситуации. И впредь прошу тебя не вмешиваться!

Евгения повесила трубку и сказала себе: «Аристовых нет! Они оба тебе приснились. Кошмар про Нину и Толяна больше не повторится… Если ты, конечно, сама не станешь его вызывать!»

Глава 23

Ветер согнал в небе над городом обрывки черных лохматых туч, будто стадо баранов, которых он там, вверху, режет на ледяной шашлык; потому с таким хлюпаньем срываются с небес потоки ливня.

Сегодня днем Евгения зашла в кабинет к Наде и застала странную картину: подруга вопреки собственным уверениям о завале бумаг и уйме работы сидела, ничего не делая, и смотрела в окно, по которому мрачно струился дождь.

– Что с тобой, Надюша? – ласково спросила ее Евгения, сердце которой в последнее время особо чутко откликалось на чужие несчастья; в этом особом видении она как-то забыла о себе – ей казалось, что другим людям неизмеримо хуже, чем ей самой.

Надя горевала. Она будто стала меньше ростом и напоминала ей маленькую девочку, страдающую от непоправимости сделанного. Она обняла Евгению и судорожно, как в детстве обиженный Никита, прижалась к ней. Кому же бедной Наде еще пожаловаться? Не эгоистичной же, замкнувшейся в себе матери? Чего можно дождаться от нее вместо материнского сочувствия? Разве что скрытого злорадства: отказалась от родной матери и выбрала чужого человека!

– Эдуард тебя обижает? – спрашивает подругу Евгения.

– Он пьет мою кровь! – безрадостно шутит Надя. – Я тебе никогда не жаловалась, но, кажется, я опять ошиблась! Что скажут люди? Второй брак, и опять неудача? Видимо, все дело во мне самой! В легкомысленности, с какой я отношусь к жизни!.. Но я же не знала, что так получится!

– О чем ты волнуешься?! – успокаивает ее Евгения. – Что подумают другие! На всех не угодишь. Ты же не просто так…

– Просто так! – перебивает ее Надя. – Вдруг во мне проснулась какая-то идиотская бесшабашность: впервые на меня ТАК смотрел мужчина. Он вдруг будто остолбенел. И сказал нерешительно, словно боясь поверить: «Наташа!..»

– Ты об Эдике?