Борман хохотнул в кулак и пожал плечами.
– Как какого? – удивилась Аннушка. – Христианка… Наша, православная…
– А… – равнодушно отвернулась матушка. – Обливанка, значит.
– Нет, я не обливанка… – запуталась Аннушка. – Правда, мои родители были адвентистами седьмого дня…
Старушка сразу всполошилась:
– Ой, сына! Ты зачем ее привел? Она ж сектантка!
Сына сидел носом в ноутбуке и тихонько похохатывал, насмешливо поглядывая на Аннушку.
– Что такое обливанка? – она спросила шепотом.
Он объяснил, что обливанками мать звала всех православных. Потому что при крещении у нас опускают в купель без головы, только обливая святой водой. Сама же матушка была из староверов, там крестятся, погружаясь в воду с головой. Давным-давно община старообрядцев, к которой принадлежали ее предки, переселилась подальше от церковной реформы в Сибирь, а потом оттуда они сбежали на Украину от коммунистов, старые традиции сохранили и только свою церковь считали истинной. Борман подвел Аннушку к стене, там висели старые фото всех его предков. Все это были такие же, как он, огромные медведи, с длинными бородами, с огромными руками. Если бы Борман носил окладистую бороду, он легко бы вписался во все групповые снимки.
– Ты чего ж приехала в такую даль? – спросила Аннушку вредная старушка. – Замуж, что ли, за моего сынка собралась? Он уж не мальчик жениться.
Что было делать? Разговаривать со старой провокаторшей было опасно.
– Вы бы поспали немного… – сказала ей Аннушка. – А я тут приберусь пока…
– Зачем тебе тут прибираться? Чего тут прибирать? Ко мне одна особа ходит из собеса, она тут прибирает.
– А я вот пыль у вас заметила, – настаивала Аннушка. – Давайте я вам генеральную уборку сделаю.
Она пошла искать ведро и тряпку, а сама себя ругала, ну зачем, зачем она это сказала, зачем вообще потащилась к чужой старухе, которая притворяется умирающей, у нее есть дочка, у нее есть собес…
– Ну, ладно, помой, – разрешила старушка, прищурив глаз. – Там у меня две тряпки висят… Синяя и красная. Ты синей мой, красную не бери.
Аннушка вернулась с ведром, она только успела появиться в проеме, старушка спросила:
– Ты какую тряпку взяла?
– Синюю.
– А воды зачем столько налила? – докапывалась старушонка, хотя с кровати она никак не могла видеть, сколько воды в ведре. – Я никогда не видела, чтобы столько воды наливали… Сына, пойди посмотри, зачем она налила столько много воды?
– Вы знаете… – вздохнула Аннушка, опускаясь с тряпкой на корточки. – Мне уже сорок шесть лет. И примерно лет сорок из них я мою пол… Как мамке начала помогать, так с тех пор и мою. Вы уж поверьте, я как-нибудь справлюсь.
– Ты, значит, деревенская, раз мать тебя с ранья работать заставляла?
– Да, мы в деревне жили. Работы много, огород, корова, куры… Старшие все разбегутся, кто в школу, кто во двор… А я в доме одна остаюсь…
Старушка ворочалась, тянула шею от подушки, стараясь контролировать процесс.
– И много вас в семье было?
– Я седьмая у матери, младшая.
– Баловали тебя?
– Баловали. Таскали, как живую куклу, с рук на руки. Я беленькая была, румяная, с кудряшками…
Борман жарил картошечку и хохотал. К картошечке умирающая матушка запросила котлеток.
– У меня там полуфабрикаты в морозильнике лежат. Мне женщина из собеса покупает и жарит…
– Нет, – Аннушка сказала. – Я вам магазинные не буду жарить, я своих наготовлю.
Она отправила Бормана за мясом, потом заставила крутить фарш и весь вечер жарила старушке котлеты, про запас, в морозилку. Матушка уплетала пышные домашние котлеты с подозрением и с аппетитом, ей удавалось это совмещать.
На следующий день Аннушка завернула старушке блинов, с разными начинками, тоже с запасом.
Потом ухнула ведро пирожков. Старушка перестала вредничать, встала с кровати, сунула нос в холодильник.
– Да куда ж ты!.. Зачем же мне столько?..
– Все в морозильнике сохранится, не пропадет, будете только разогревать, – объяснила ей Аннушка. – Домашнее-то лучше, чем полуфабрикаты…
Старушка поначалу смотрела настороженно. Бывшая невестка с ней так не нянчилась. Со стороны выглядело как будто Аннушка подлизывается. А в общем, так оно и было – да, Аннушка, конечно же, подлизывалась. У нее это называлось умаслить, тут работал старый женский инстинкт – угодить.
Вообще-то тактика стандартная, встречается у многих млекопитающих, как способ выживания, метод коммуникации, ну и там еще придумайте сами что-нибудь умненькое. Не все этим пользуются, некоторые самки млекопитающих предпочитают атаку, другие сразу лезут доминировать, третьи убегают и прячутся в нору. Аннушка привыкла сотрудничать, так ее научили с детства в ее большой семье. Сидеть без дела было неприлично, а в случае с матушкой Бормана еще и небезопасно. Старушка просила, чтобы ее не покидали, чтобы сын был постоянно рядом, а то, не ровен час, она умрет. Поэтому Аннушка загрузила себя делами. «Иначе я повешусь тут за две недели».