И успела заметить, как Элларион с облегчением вздохнул. Что ж падение стоило того, чтобы увидеть перед собой стоящего на коленях кейсера, да ещё и с таким выражением лица…
— Вы не зря называете меня котёнком. Поговаривают у кошек девять жизней, — пошутила я, дабы разрядить обстановку.
Однако Эл не разделял моего несвоевременного веселья.
— Что болит?
— Всё, — честно призналась я. Тело-то болело по-прежнему.
— Я серьёзно, — полыхнул на меня гневным взглядом селестин.
— Я тоже, — садясь, фыркнула в ответ.
— Похоже, ты повредила голову, раз так себя ведёшь, — рявкнул Эл.
Интересно, а как я должна себя вести? Я уже давно разучилась плакать из-за боли. На подобные моменты в жизни у меня выработалась иная, противоположная реакция — смех и желание обратить случившуюся неприятность в шутку.
— Похоже, вы плохо удовлетворяете свою любовницу, раз ОНА ведёт себя ТАК!
Я тоже умею рявкать.
Ой! Кажется, сейчас кейсер сделает то, что не получилось у кобылы.
Не подавая виду, что немного струхнула, я принялась поправлять волосы. Коса растрепалась, и её необходимо было срочно переплести. Чем я и занялась под тяжёлым огненным взглядом Эллариона. Ну, где же Рен? Почему он не спешит ко мне на выручку? Неужели не интересно, стал он вдовцом или нет?
— Вставай! Больше никаких конных прогулок, — кейсер бесцеремонно подхватил меня под локоть и вздёрнул на ноги.
Волосы пришлось бросить, они так и остались распущенными.
— Вижу, с тобой всё в порядке, помимо головы, — удовлетворённо хмыкнул он.
И ведь не стал отрицать на счёт Эжени. Или считает ниже своего достоинства объясняться по этому поводу с человечкой?
Топот копыт и треск веток.
— Эл, отпусти её!
Кейсер действительно по-прежнему держал меня за руку, практически прижав к себе. Расстояние между нами было, но уж больно интимное. Рену подобное не понравилось: в голосе звучал металл.
— Всё нормально, — поспешила успокоить мужа. Я была верна обещанию, которое дала Арону — не стравливать между собой Эла и Рена. — Спасибо за помощь, Ваша светлость.
Отстранившись от кейсера, я поковыляла к спешивающемуся Рену. Всё-таки падение не обошлось без последствий — я хромала на левую ногу.
— Что с ногой? — забеспокоился муж.
— Болит немного, наверно, ушиб, — отмахнулась, давая понять, что ничего страшного.
Рен подсадил меня в седло, взял лошадь под уздцы и повёл обратно к дороге. Лес вокруг был редкий на деревья, однако густо зарос кустарником, сухо хрупавшим под лошадиными копытами. Да уж, далеко мы с Лаской ускакали, надо было сразу падать, не пришлось бы столько времени возвращаться обратно. Позади пофыркивал вороной кейсера. Или это сам Эл до сих пор злился на меня?
Глава 14
После этого случая, Эжени перестала липнуть к Рену. Напротив, она начала избегать его, стараясь без необходимости не заговаривать, не приближаться и даже не смотреть в его сторону. И вовсе не потому, что считала себя виноватой. Красотка упорно утверждала, что не была причастна к случившемуся недоразумению. Однако Рен ей не верил, и между ним и Эжени установились натянутые отношения. Глупая. Сама себя наказала. Впрочем, селестина не слишком переживала из-за размолвки с возлюбленным, наверное, ей была известна поговорка «Милые бранятся — только тешатся». Эл, по всей видимости, тоже имел серьёзный разговор с полюбовницей. Иначе с чего бы Эжени в его присутствии стала вести себя тише воды, ниже травы? Правильно, своих баб надо держать в узде…
По мере нашего движения вперёд окрестности менялись. Исчезли леса, местность становилась всё более гористая. Но самое примечательное, пропали цивилизованные места стоянок. Теперь нам приходилось ночевать под открытым небом в чистом поле. К своему собственному удивлению я оказалась непривередлива в этом плане. Мне нравилось сидеть у костра и спать на свежем воздухе. И даже жёсткий спальник в виде набитого сушёной травой мешка нисколько меня не расстраивал.
Как жена наместника я могла с относительным комфортом почивать в повозке, но мне гораздо больше нравилось оставаться на ночь у костра. Здесь велись такие интересные разговоры.
Караванщики изначально поделились на касты. И если за одним костром собиралась знать, за другими — селестины попроще: прислуга и охрана. Я примкнула ко вторым, переходя от одной группы к другой. С ними было гораздо интереснее и веселее. Сначала на меня косились, но быстро привыкли и взяли в оборот. Каждый вечер перед сном меня просили спеть или, как выражалась я, повыть на луну. Особенно моё пение запало в душу одному селестину из личной охраны кейсера. Он был огромный как гора. Волосы, в отличие от всех остальных, острижены коротко. Несмотря на устрашающую внешность, этот бугай имел весёлый нрав и не шибко высокий уровень интеллекта. Из всего моего песенного репертуара, которым я баловала иномирцев, Каррон больше всего полюбил «Тонкую рябину». Когда я пела её караванщикам первый раз, не смогла удержаться от слёз. Эту песню я каждый вечер пела Сашеньке перед сном.