Поддеваю языком пачку и сую её в зубы. Поднимаю обозлённый взгляд на человека, что спокойно сидит в кресле. Опускает ладонь на свой пах. Слегка сминает ткань брюк.
— Иди. Я жду.
Я опять сжимаю зубы. Ломаю сигареты, но всё равно несу их во рту к нему. Останавливаюсь возле его коленей. Неловко отвожу взгляд в сторону и зло выплёвываю содержимое рта.
— Раньше у меня была кошка, — внезапно проговаривает Арчи.
Тянется ко мне своей ладонью. А мне хочется перехватить ещё и с силой сжать зубами. Раздавить. Как сигареты.
Но вместо этого позволяю коснуться пальцем рыжих волом. Он накручивает их на ладонь. Дёргает за прядь, заставляя склониться ниже. Упереться руками в его колени. И увидеть напряжённый член, что утыкается в ткань брюк.
— Как бы я не ругал её — она всегда лезла к моими змеям. И один раз съела одну из них. А я люблю кошек. Но ту пришлось…
В горле пересыхает.
Убить?
Что это за странные метафоры и аналогии?
— Отдать. А я люблю кошек. И с тех пор мне не хватает этой ласки.
Он обхватывает мой затылок, врезается в волосы пальцами и тянет их назад, запрокидывая голову. Впивается своими голубыми глазами в моё скривившееся от лёгкой боли лицо и тихо проговаривает:
— Побудешь сегодня киской, — тянет спокойно. — И обрадуешь своего хозяина. Это моё желание за твоё спасение.
Я хочу криво усмехнуться. Съязвить, что меня не нужно было бы спасать, если бы не он.
— Для начала… — начинает так медленно, раздумывая. Меня захватывает волнение. — Потрись щекой о мою ногу.
Я смотрю на него со жгучей ненавистью. Он отпускает мои волосы, а я сжимаю его колени, к которым даже не наклоняюсь. Сжимаю ногтями.
Подонок.
— Ласковой ты быть не умеешь, — недовольно произносит.
Я прикрываю глаза и выдыхаю. Я и так ласковее некуда. Хотя бы, потому что не посылаю тебя нахер, Арчи.
— У кошек есть когти.
— Есть, если их не обрезать.
Себя порежь.
Но кажется, Арсанов пропускает моё неповиновение.
— Мяукать просить не будешь? — выпаливаю, когда представляя в голове это ужасное зрелище. Вот тогда будет апогей. И я не сдержусь. Откушу ему что-нибудь.
— Пока не хочу. Но спасибо за идею. Так где твоя ласка?
Да кто меня за язык тянет!
Я несуразно опускаю голову на его ногу. Просто дотрагиваюсь.
— Ты милая, когда слушаешься, — хмыкает, продолжая играть с моими волосами, пока я сижу перед ним на коленях. Немного успокаиваюсь и прикрываю глаза. Вот вроде бы он спокоен, расслаблен, но так страшно, что он сейчас рванёт. Как вулкан, что тысячу лет спал, и в один момент возьмёт и проснётся.
Вот этого я и боюсь в Арчи.
— Посмотри на меня.
Я отлипаю от его колена и поднимаю на него свой взгляд. Смотрю на равнодушное выражение лица. И на горящие от возбуждения голубые глаза. Они у него красивые. Как будто прозрачные. Жаль, что такой редкий цвет заполучил именно он.
— Тебе бы подошёл ошейник.
— Но я же не домашнее животное.
— Пока нет.
Что значит «пока»?
Он неожиданно отрывается от спинки кресла и наклоняется ко мне. Свободной рукой опускает ладонь на щёку и поглаживает её.
Что с ним?
Проводит пальцем по губам. Не агрессивно. Без злости. Смотрит мне в глаза и не причиняет боли. Немного надавливает, пока я смотрю в прямые черты лица. Ну, он же красивый. Почему блять в душе такое говно?
— У меня есть для тебя кое-какие новости, — тихо проговаривает, продолжая осматривать моё лицо. А мне не по себе становится. Он изучает ведь. Останавливается на одном месте, которое начинает гореть от его внимания. У меня родинка там. — Насчёт Волкова.
Я сглатываю. Почему он говорит это именно сейчас?
— И что же там?
Я неосознанно облизываю губы. В комнате становится жарко. Душно. Или это от его присутствия рядом. От него исходит такой жар, который только одним присутствием плавит меня на месте. Потому что я не знаю, что от него ожидать.
Он отстраняется, раскрывает руки.
— Встань.
Я не понимаю, чего он хочет.
Встаю на подрагивающих ногах. Задеваю соском его колено, из-за чего тут набухает и твердеет. Да чёрт… И он это замечает.
— Садись.
— Куда?
— Сюда, — он хлопает себе по паху. А я чуть воздухом не давлюсь. Втягиваю его побольше, чувствуя как дыхание спирает.
Смущённо оборачиваюсь. Сжимаю кулаки и чувствую, как горят щёки. И от злости и от стыда.
Опускаюсь между его колен.
Слышу тихий смешок, от которого чувствую себя ещё хуже.
— Сосать не умеешь, ещё и без прямых слов не понимаешь, что делать нужно.
Закусываю губу, когда в обнажённую попу утыкается налитый кровью член. Не нравится ему, да. Чувствую.
— Лицом, Диана. Нужно было сесть ко мне лицом.
Куда бы я, по его мнению ноги дела бы?
— Отстань, — огрызаюсь.
— Тихо, — в голосе мелькают слегка угрожающие нотки. А тёплые ладони обхватывают бёдра. Дёргают назад, из-за чего проезжаюсь по его паху и врезаюсь попой в низ его живота. — Кошки не шипят на своих хозяев.
— Ещё как шипят, — вцепляюсь в его пальцы своими. — Особенно когда им делают больно.
Хватка на бёдрах становится чуть слабее. А горячий язык дотрагивается позвонка, по которому словно проносится электричество. Мурашки бегут по всему телу, а соски твердеют сильнее.