— Мисс Уивер, мистер Рид! — доктор Харви снял шляпу и пристроил принесенный им чемоданчик на свободный стул. — Мисс Эмили выпросила у меня позволение для мистера Нортона выйти на недолгую прогулку, и я отпустил его исключительно под ее ответственность.
Говоря это, он закатал рукава, и Элизабет, помня о его привычках, не погнушалась полить ему на руки оставшейся в кувшине водой.
— Хотел бы я посмотреть, как мисс Эмили станет следить за Джозефом и отговаривать его от рисования перед столь очаровательной девицей, — насмешливо проговорил мистер Рид.
— Хотела бы я посмотреть, как мистер Нортон сумеет ей противиться, — не осталась в долгу Элизабет, и доктор Харви улыбнулся, понимая, что она имеет в виду. Потом он взглянул на больную, похвалил Элизабет за предпринятые меры и обернулся к хозяину Кловерхилла, собиравшемуся покинуть спальню.
— Мистер Рид, мне необходимо поговорить с вами после осмотра мисс Флетчер, если вы найдете для меня время, — довольно-таки озабоченно проговорил он, и Энтони, пообещав ждать его внизу, вышел из комнаты. Элизабет подавила не вовремя взыгравшее любопытство, однако доктор Харви не стал его испытывать. — Миссис Доусон подала на меня в суд за шарлатанство, — объяснил он, приступая к осмотру Ребекки. Он нащупал ее пульс, заглянул в глаза, вооружился стетоскопом. — А я поначалу отнесся к этому недостаточно серьезно, чтобы теперь не опасаться неприятностей.
Миссис Доусон была вдовой с тремя дочерьми столь скверного характера, что никто не удивлялся их прозябанию в девках, и лишь энергичная мать не теряла надежды однажды выдать хоть одну из них замуж. Доктор Харви был одним из тех несчастных, на кого эта надежда возлагалась и кто после своей женитьбы попал в особую немилость вдовы.
— Вне всякого сомнения, мистер Рид сумеет вам помочь! — горячо уверила его Элизабет. — Он еще не проиграл ни одного дела, и уж вдова Доусон, как мне кажется, будет не самым сложным его оппонентом.
Доктор Харви улыбнулся, согласившись с Элизабет, и продолжил обследование. Потом подтвердил ее подозрения относительно сильнейшей простуды.
— Продолжайте покуда то же лечение, что вы уже начали, мисс Уивер, — проговорил он. — Я выпишу микстуру, которая должна улучшить ситуацию, и салицин, чтобы бороться с воспалением. Если через пару дней мисс Флетчер не станет лучше, перейдем на более серьезные средства. А пока — всего вам хорошего, мисс Уивер. Убежден, в ваших заботливых руках мисс Флетчер не грозит никакой опасности.
— Вам, как доктору, не пристало льстить, — улыбнулась Элизабет. Однако мистер Харви был другого мнения.
— Рад, что, как джентльмен, я могу выразить вам свое восхищение, — галантно поклонился он и поцеловал ей на прощание руку. Элизабет проводила его до двери, прикрыла ее за ним и вернулась к Ребекке. Пожалуй, ей стоило попросить у мистера Рида какую-нибудь книгу, чтобы коротать время, потому что сидеть без дела и просто смотреть на тяжело дышащую и вздрагивающую больную ей не хватало хладнокровия. Конечно, Ребекка не могла поправиться в одночасье, и Элизабет отлично помнила, как тяжело возвращали здоровье ее близкие, но тогда она металась от одного к другому, боясь, что каждое ее посещение может стать последним, а родные всячески подбадривали ее, и в этом общении она черпала силы. Ребеккино же состояние не оставляло возможности подобного времяпрепровождения, и Элизабет, сделав новый компресс, прошлась по комнате.
Она ничего не искала, однако, проведя несколько минут у окна, заметила на подоконнике за шторой томик мисс Гаскелл. На обложке значилось «Север и Юг», и Элизабет с удивление поняла, что не читала этой вещи, несмотря на то, что отец старался обеспечить дочерей лучшими работами современниц и из каждой своей поездке привозил им новую книгу. Очевидно, в последний раз ему было не до того, и Элизабет с легким предвкушением взяла томик в руки. Даже если он был собственностью Ребекки, а не мистера Рида, вряд ли она совершала тем самым преступление. В книгах молодых девиц, конечно, можно было найти записки и послания самого занятного содержания, но уж в них-то Элизабет заглядывать ни за что не стала бы. А потому, умаслив собственную совесть, она устроилась в кресле и принялась за чтение.
Поначалу история Маргарет Хейл показалась ей чересчур грустной. Этот отъезд из любимого зеленого Хелстона в мрачный, вечно затянутый дымом Милтон, это расставание с друзьями, эта неприветливость новых знакомых — Элизабет сочувствовала Маргарет и никак не могла понять поступка ее отца, обязавшего семью переносить подобные страдания. А потом ее захватила история Джона Торнтона, вынужденного после самоубийства отца добиваться всего своим трудом и характером.
Как она была похожа на историю Энтони! И точно так же, как и Маргарет к мистеру Торнтону, Элизабет поначалу отнеслась к нему с предубеждением, не желая вдумываться в причины его поведения и осудив из одних лишь слухов.