Пока он находился в соседней комнате, моя спальня наполнилась многочисленными матросами, даже не удосужившимися снять головные уборы. Они расхаживали с красными бантами и цветками в петлицах и заглядывали ко мне за ширму. Я мерзла, и в то же время по мне от гнева струился пот, ведь со мной обращались, как с последней преступницей. Я наконец-то смогла одеться, когда офицер только к 10 (с 5 ½) часам закончил свою работу и поставил у моей двери караульного. Тогда же Кикилии [служанка имеператрицы] позволили войти ко мне. Правда, матросы неоднократно открывали дверь, чтобы заглянуть внутрь, но всякий раз я пыталась их выдворить, говоря, что офицер приказал им убраться вон. Ничего более постыдного представить себе нельзя. К тому же они сознательно делали вид, что я была слишком груба с ними. Так, когда я самым вежливым образом попросила караульного выйти из комнаты и закрыть дверь, он сердитым голосом ответил, что мне следует обращаться к нему на «вы», эдакая каналья! Все слуги были арестованы, так что я не могла ни принять ванну, ни выпить кофе. Наконец в 12 часов ко мне поднялась Ольга с мужем и кем-то из мальчиков. Мы выпили кофе, делясь ужасными впечатлениями. Немного позднее появилась бед[няжка] Ксения, будучи совершенно вне себя из-за случившегося. Она подробно рассказала, как их с Сандро разбудили, рассадили сразу по разным комнатам, а после этого все обшарили и все забрали. Правда, к ним те матросы оказались немного добрее, они разговаривали с Ксенией и даже помогли ей отыскать ее чулки и т. п. Но все делали так, чтобы другие не видели этого, поскольку они боялись друг друга и друг другу не доверяли. Весь Ай-Тодор был взят под стражу, повсюду выставлена охрана и произведены обыски. Мне было видно со своего балкона, как эти неряшливо одетые матросы валялись на траве, ели, курили; некоторые дремали, выполнив свою «образцовую работу». Они выглядели очень неопрятно, без военной выправки, обращались друг к другу не так, как было принято раньше в армии, – ведь старые правила уже отменены. Офицеры говорили низшим чинам «вы» и называли их «товарищами». Невозможно было представить, что это те самые наши доблестные моряки, которых мы так хорошо знали и которыми так привыкли гордиться.