Спала, разумеется, очень плохо, поскольку спальня, постель и все здесь, в этой комнате, представляются мне пронизанным каким-то отвратительным запахом. Я чувствую себя совершенно раздавленной и обесчещенной, даже хуже, чем вчера, если это вообще возможно, как будто я проснулась после жуткого кошмара. Бедняжка Ксения в полном отчаянии, все время плачет, я же, напротив, слез не показываю, поскольку возмущена и оскорблена до глубины души. Ненадолго выходила в сад, так как погода замечательная, однако ничто уже не может доставить мне наслаждения. Все порушено, настоящий кошмар. За завтраком говорили только о вчерашних событиях – каждый рассказывал о том, что случилось с ним. Не тронули лишь м-ра Никиля, он ведь швейцарец. В Свитском доме тоже произвели обыск, правда, не такой основательный, как у нас. Зину М[енгден], моих господ и всех слуг, а также австрийского [военно]пленного вывели в коридор, где все они фактически находились под арестом, пока бандиты копались в их вещах. Как стыдно перед этим австрийцем, ведь он был всему свидетелем, какое же впечатление произвело на него то, как эти варвары обращаются со своими же соотечественниками! К чаю была Зинаида Юсупова, преисполненная участия и до глубины души потрясенная всем произошедшим. Руки у нее дрожали больше обычного. Затем мы с Ксенией, Зиной и Орбелиани отправились прогуляться пешком, так как ездить мы больше не можем, ведь эти негодяи отобрали у нас весь бензин. Я смертельно устала и чувствовала себя настолько отвратительно, что едва передвигала ноги, это, наверное, le contre coup организма на все треволнения и т. п. Обед и вечер прошли как обычно, у меня были Ольга, Ку[ликовский] и Никита, с которыми играли в домино.
28 апреля. Пятница.