— Нет, постой, мама, — и снова посмотрела на меня. — Вижу, леди Ариас (или мне всё же стоит обращаться к вам «леди Грейсток»?), вы быстро вошли во вкус. Не прошло и недели, а уже вместе выходите в свет. Надеюсь, вам нравится ваша семейная жизнь. Которая должна была быть
Произнесено это было таким тоном и сдобрено такой гримасой, словно вместо этого Эдель хотела сказать: «Чтоб ты всю жизнь, гадина такая, с ним мучилась и каждую ночь поливала слезами подушки!».
До слёз дело пока не дошло и, надеюсь, что так и не дойдёт, но я действительно мучилась. Уже готова была взвыть волком. Но только не в театре. Мои отношения с Кристофером — это мои отношения с Кристофером. Личные. Даже несмотря на то, что каждый ушлый писака столицы так и норовил превратить их в достояние Инвернейла и его окрестностей.
Я им в этом помогать не стану.
— Спасибо за проявленное внимание, леди де Морвиль. У нас с его светлостью всё хорошо.
Вернее, хуже не придумаешь. Но улыбка на моём лице и то, как я держала Кристофера под руку, подкрепляло мои слова и стирало скептические усмешки и взгляды.
Глаза Эдель снова сверкнули, на этот раз от ревности. Я бы предпочла избежать этой встречи и уж тем более этого разговора, так же, как и Грейсток. Кристофер склонил голову, одновременно в знак приветствия и прощания, и сказал, явно надеясь отделаться дежурной фразой:
— Были рады с вами повидаться, дорогая Эдель. Леди де Морвиль, — чуть поклонился баронессе, выражение лица которой окончательно «скисло», отчего оно (не выражение, а лицо) стало ещё более морщинистым.
Увы, так просто отделаться не получилось.
— Уже даже с «вами»? — хмыкнула оскорблённая до глубины души экс-невеста.
Это было не похоже на Эдель, такое её поведение, но… Женщина с разбитым сердцем способна на какие угодно безумства, и я на собственном опыте знала, каково это пытаться сдержать эмоции, когда хочется кричать, крушить и рыдать.
— Эдель, мне действительно очень жаль, — сказала тихо и совершенно искренне. Так, чтобы мои слова услышала только она одна.
Не стоит уточнять: в фойе театра стояла такая тишина, как если бы спектакль уже начался. Не хотелось бы, конечно, отбирать хлеб у артистов, но что-то мне подсказывало, что фурор сегодня произведём мы с Грейстоком, а не они.
Главное, чтобы не просили исполнить на бис.
— Мне не нужны твои извинения! — нервно вскричала девушка.
Баронесса бросила по сторонам тревожный взгляд и снова потянула дочь за рукав, но Эдель уже была не в состоянии сдерживаться.
— Ты украла его у меня! Грязная… бесстыжая… по… Потаскушка! Шлюха!!! — на выдохе выпалила она и густо покраснела. Видимо, сама не ожидала, что способна на столь неподобающее для благовоспитанной леди оскорбление.
В то время как её милость побледнела.
Не знаю, какое выражение лица в тот момент было у меня. Зеркал в фойе было предостаточно, но смотреть по сторонам в поисках оных не было никакого желания. Не хотелось ловить на себе взгляды, достаточно и того, что я их на себе ощущала: острые, колючие, вонзающиеся в меня кинжалами.
Ответить ничего не успела. Растерялась, наверное, или, скорее, обалдела. Зато Кристофер теряться и уж тем более балдеть от всего услышанного не собирался. Накрыл мою руку своей, собственническим, покровительственным жестом, и сказал с таким холодом в голосе, как будто крошил зубами ледяные осколки:
— Леди де Морвиль, вы сейчас разговариваете с герцогиней Грейсток. Одной из первых леди Хальдорской империи. С моей женой, — сделал ударение на последней фразе, — за любое оскорбление в адрес которой я потребую ответа. — Он подался вперёд, к ней, и добавил тихим, но оттого не менее жёстким голосом: — Можешь проклинать и ругать меня, сколько угодно. Я знаю, что заслужил это, и слова тебе не скажу. Но больше не смей повышать голос на Лорейн. Надеюсь, ваша милость, вы сумеете вразумить свою дочь, — тяжёлый, будто каменная глыба, взгляд достался и баронессе.
— Пойдём! — Та уже не тянула, а дёргала дочь, мёртвой хваткой вцепившись ей в локоть. А спустя секунду-другую повторила, потому что Эдель не сдвинулась с места, стояла и смотрела большими, полными слёз глазами, на Грейстока: — Да пойдём же! Глупое дитя…
Они ушли. Не знаю, занимать ли свои места, или, может, прочь из театра. Мне вот очень хотелось сбежать, в идеале — перенестись в Монтруар сейчас же. Но вместо этого я на ватных ногах направилась в ложу бенуар, в которой у нас были зарезервированы места.
— Мне жаль, что не удалось избежать этой встречи, — чуть погодя, когда перешёптывания и взгляды остались позади, сказал Грейсток. — Если бы я знал, что они тоже…
— Хочу напиться, — перебила Кристофера.
Наверное, что-то такое отразилось в моём взгляде: не говоря больше ни слова, Грейсток довёл меня до аванложи — небольшой прихожей, в которой можно было припудрить носик, оставить одежду или вот мысленно проматериться после встречи с его бывшей — и спросил коротко:
— Бренди подойдёт?
— Только побольше.