По дороге домой в Канны мы молчим, погрузившись каждый в свои думы. Мне очень хочется отмотать пленку назад и стереть этот неудачный эпизод. Какого черта, стоит мне только обрадоваться и начать получать удовольствие от жизни, Всевышний при пособничестве Франсуа выпотрашивает мне на голову помойное ведро тухлых сюрпризов? Что теперь прикажете делать с этой дебильной идеей превратить меня в курицу-несушку? Повиснуть на шее у мужа-изувера с лицемерным «я согласна на это добровольное самоуничтожение, любимый!» и продолжать тем временем втихоря глотать противозачаточные? И каждый месяц вздыхать со скорбной рожей «Опять не получилось… Видимо, возраст…» Или до победного отстаивать заслуженный суверинитет своего тела? Пожалуй, я больше склоняюсь к первому варианту. Таким образом, едва избавившись от одной лжи (теперь мои признания в любви сделались искренними), я по уши погрязну в новой. Брависсимо, беллиссима!
Разместить мои новые бестолковые покупки в нашей малогабаритной клетухе оказывается негде. Франсуа, вооружившись планшетом, отправляется обзванивать агенства. Вилла в Супер Каннах, которая ему понравилась, уже нашла себе хозяина. «Разбирают как горячие пирожки» дивится мой муж, «А еще говорят, кризис!» Волшебный мир богатства и роскоши, величественный и жестокий, не знаком с этим словом. Его придумали для бедняков, чтобы оправдать их еще более глубокое и беспросветное обнищание. А по Круазетт по-прежнему разъезжают оранжевые Ламборгини. И брильянты Гарри Уинстон не залеживаются на витринах.
Я размышляю, куда бы отправиться ужинать. За окошком яркое, не по-июньски жаркое солнышко. Пожалуй, пляж будет наилучшим вариантом. Протяжный звонок в дверь (как же меня раздражает эта противная дребезжащая трель!) выводит меня из задумчивости. На пороге покачивается Жанна. Жанна ли? Скорее неудачная карикатура бездарного художника на мою богатую холеную подругу. Темные волосы взъерошены, губы опухли, под черными разводами туши набухает лиловый синяк, покрасневшие глаза переливаются слезами.
– О, Господи, Нана, что случилось?!
Жанна выпускает громкий всхлип и неожиданно разражается истеричным хохотом.
– Все случилось. Все и ничего. Конец этой бездарной комедии под названием жизнь! Все! Финал!
– Ничего не понимаю. Да, заходи уже, не топчись на пороге.
Я тяну подругу за собой в квартиру. Мои ноздри наполняет резкий запах коньяка, какой концентрированный, что, вдохнув его, можно запросто запьянеть.
– Нанка, ты пьяная что ли? – констатирую я.
– А что такого? – бормочет она, неуклюже развалившись на стуле, – Что я не могу отпраздновать свою свободу? Свобода, равенсто и братство! Вот так-то! Закончилась эта тирания. Все!
– Ты ушла от Омара? – догадываюсь я.
– Ушла, – горько ухмыляется Жанна, затянувшись сигаретой, – Выгнал он меня, Ляля, пинком под зад. Как собаку. Сказал «мне бесплодная жена не нужна». Вот так вот! И не дал ни копейки. Вот все мои вещи.
Она водружает на стол потертую Прада.
– Пара трусов и зубная щетка.
– Подожди, но он не имеет права! Вы же официально женаты!
– И что? По контракту, каждый остается при своем. Он при своих миллионах, я при своей зубной щетке.
Последнее слово вызывает у Жанны очередной взрыв нетрезвого смеха.
– Боже мой, Нанка… Ну, может, и к лучшему? Черт с ним, с этим садистом? Он тебя ударил, да? Можно вообще на него в полицию заявить, не отвертится.
– Ага, заявить… Умная нашлась. Слушай, у тебя выпить есть? – испещренные красными прожилками глаза подруги жадно рыскают по моей убогой кухне.
– Так ты вроде выпила уже, – сомневаюсь в благорозумии этой идеи я, – Знаешь, Нануль, забей ты на него. Урод он моральный и физический! Вообще не следовало выходить замуж за его деньги.
Не сорвись с моих неосторожных губ последняя непродуманная реплика, вся моя последующая жизнь могла бы сложиться по-другому. Но это я осознаю некоторое время спустя, а сейчас невидимый суфлер уже прошептал мне на ухо отравленные слова, и я послушно озвучиваю их в неумелой попытке успокоить страдающую душу.
– Не следовало? – Жанины зрачки угрожающе сужаются, – Это ты мне говоришь? А сама за что замуж вышла? За прекрасную душу? За большую и чистую любовь?
– Послушай…
– Что тут происходит? – в дверном проеме некстати возникает высокая фигура Франсуа.
– Вот ты сама вышла бы за него, не выйграй он эти большие деньжищи? Вышла бы, да? – не унимается Нана.
– Жанна, успокойся! Это тут вообще не при чем! – делаю я вялую попытку остановить этот вредоносный напор.
– Не при чем! Ну, да конечно. Потому что ты не такая! У тебя все по-другому, по-настоящему, да? А чего же ты тогда не скажешь своему любимому, дорогому мужу, что знала с самого начала о его выйгрыше?
– Лиза, в чем дело? – проявляет неуместное любопытство упомянутый муж.