Замуж за миллионера

– Как это заведем? – тупо мямлю я.

Каппучино неожиданно меняет свой вкус, превратившись из бархатисто сладкого напитка в отвратительное горькое пойло. Меня так и порывает выплюнуть эту отраву прямо на стол.

– Как все люди заводят, – строит из себя дурачка садюга.

Как все люди? Девять тошнотворных месяцев «счастливого ожидания», когда ты лопаешь всякую дрянь (потому что так «присралось»), неуклюже переваливаешься, выперев вперед круглое пузо, на котором не сходится ни одна нормальная шмотка, пугаешь прохожих своей опухшей физиономией, испещренной морщинами (никакого ботокса во время беременности) и (о ужас!) пигментными пятнами, триста раз за ночь бегаешь (если неловкое ковыляние можно так назвать) пописать, и прощаешься с сексом на четверном месяце, потому что твой мужчина не желает внедряться на территорию эмбриона. А потом, как все люди, ты, промучившись пару суток (успев десяток раз распрощаться с жизнью), извергаешь из себя красный сморщенный комок человечины, который отныне будет полностью распоряжаться твоей жизнью. И, как все люди, ты не спишь, сомномбулично тыкая бутылочкой в ненасытное орущее горло, дурнеешь (не находя времени на парикмахера, пилинг, маникюр, массаж…), теряешь навсегда упругий животик и задорную грудь (которые, поникнув и одряхлев, взирают на тебя в зеркало с красноречивым упреком), преобретя заместо них кривые растяжки, серые пузырьки вен на ногах и, если уже совсем повезет, в качестве отдельного бонуса, старческое недержание. Твой муж, как все люди, (а он ведь тоже человек), устав от твоего неряшливого вида, бесконечных упреков («ты мне не помогаешь!»), отвислых грудей (которыми ты можешь теперь размахивать на бегу как резвящийся спаниэль), нескончаемого плача младенца (который рыдает, изводя родителей, просто потому, что больше ничего другого делать не умеет), начинает задерживаться на работе и засматриваться на длинные гладкие ножки и тонкие талии свеженьких, не изуродованных материнством, девушек. А ты, как все люди, ждешь его длинными одинокими вечерами, неистово тряся в онемевших руках свое неугомонное сокровище, и пытаешься безуспешно убедить себя, что вот это оно и есть, то пресловутое женское счастье.

– Нет! – вырывается у меня помимо воли.

Этот загорелый мужчина в белом махровом халате, которого еще несколько минут назад, я была готова задушить в объятиях, вызывает у меня ужас и отвращение.

– Нет? – хмурится он, – Ты не хочешь, чтобы у нас был ребенок?

– Послушай, Франсуа, у тебя ведь уже есть Леа. А я… а у меня..

Надо срочно придумать что-нибудь вразумительное, желательно трогательное, какую-нибудь понятную, слезлявую отговорку.

– Понимаешь, я боюсь, – выдаю я, отводя взгляд, – Я боюсь, что у нас все произойдет по такому же сценарию, как было у вас с Вероник. Я не хочу этого.

– Нет, ни в коем случае. Тогда я был не готов. Я не понимал многих вещей. И потом у нас не было таких средств, какими я располагаю сейчас. У тебя будет все, что ты захочешь. Две няни, три, четыре… сколько понадобится. И я буду всегда рядом. Вот увидишь, мы будем очень, очень счастливы втроем.

Нет, не увижу! Потому что никогда в жизни не соглашусь на это безумие. Мне хочется вскочить из-за стола и бросится прочь. Как можно дальше от нависшей надо мной тени огромного жирного карапуза со складками как у шарпея. «Ма-ма Маааа-мааа!» плаксиво орет тень, «Куда же ты, ма-ма? Ма-ма, дай сисю!»

– Мы же так недавно поженились, – блею я, едва узнавая свой дрожащий голос, – Не пожили толком для себя.

– Любимая моя, с появлением ребенка наша жизнь не закончится.

Твоя-то, может, и нет. Будешь по-прежнему подстреливать глазками грудастых красоток на вечеринках. А я, дряхлая кенругу, кому буду нужна?

– Все будет, как сейчас. Даже лучше. Я тебе обещаю. Просто, понимаешь, тебе уже 35.., – при виде моей стремительно сползающей вниз физиономии, Франсуа вносит в свою оскорбительную речь некоторые поправки, – Извини за «уже». Это я просто к тому, что с возрастом шансы родить здорового ребенка уменьшаются. Все так говорят…

Я уже не просто не люблю этого мужчину, я уже, кажется, его ненавижу. «Ма-ма, ма-ма, а что ты такая старая? Меня в школе дразнят, что меня бабушка родила!» надрывается иллюзорный спиногрыз.

– Давай вернемся к этому разговору в другой раз, – болезненно морщусь я, мысленно прибавив «лет этак через десять!»