Замуж за миллионера

Гамлет отдыхает, положив под голову Йорика. Мне начинает надоедать этот пусть очень талантливый, но сильно затянувшийся спектакль. И еще в глубинах моего существа просыпается страх. Страх, что лицемерным словам Франсуа удасться пробиться сквозь едва сформировавшуюся коросту и резануть по едва затянувшейся ране.

– Но в ней не было Мазератти и силиконовых блондинок, – язвительно отмечаю я.

– Да, на какой х… мне эти Мазератти! – взрывается мой принципиальный супруг, – Мы с тобой были гораздо счастливее до свадьбы. И во время медового месяца. А потом все кончилось. Неужели ты не заметила? Эти деньги сожрали все живое и настоящее, что было между нами! Они заставили нас плясать под дудку этого бездушного потребительского общества, превратили нас в пустых марионеток в яркой блестящей одежке.

Франсуа зажигает новую сигарету. Его пальцы заметно дрожат.

– Ты видно совсем не знаешь меня, Лиза, – цедит он с горечью, – если считаешь, что я способен на такую подлость. Может, я, конечно, не самый лучший в мире отец, но я бы ни за что не стал вмешивать своего ребенка в подобные дрязги. Эти поганые деньги еще не совсем лишили меня возможности соображать. Я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы ты мне поверила. Скажи, я сделаю. Хочешь чтобы валялся у тебя в ногах? Буду валяться. Ты не можешь себе представить, что это – знать, что твоей дочери грозит опасность и быть не в состоянии ей помочь. Ты ведь не хочешь детей. Ты тогда не ответила прямо, но это читалось на твоем лице. Не хочешь ответственности. Не хочешь потерять свою замечательную фигуру. Не хочешь проявить слабость и полюбить кого-то по-настоящему.

– За подобные слабости, как показывает опыт, приходится дорого расплачиваться, – не сдерживаюсь я.

– А ты хочешь прожить жизнь и не проронить ни одной слезинки? Хочешь с утра до вечера нежиться на солнышке и хлебать шампанское? Это цель твоего существования? Скажи мне честно, ты когда-нибудь испытывала ко мне какие-нибудь чувства? Или все-таки это был от начала до конца мастерский расчет?

– Дурак ты, Франсуа Дюбуа. Давай сюда свои бумажки.

Брюнетка рвет и мечет, пораженная моей беспролазной глупостью. Блондинка своевременно падает в обморок, чтобы избежать участья в этой патетичной сцене. Я ставлю размашистую подпись, едва мазнув взглядом плотные ряды строчек. Глаза Франсуа увлажняет благодарность.

– Спасибо тебе, – мямлит он, не глядя на меня, то ли из страха разрыдаться от признательности, то ли опасаясь что из-под скорбной маски выскочит ухмыляющаяся клоунская рожа.

Я уже жалею о своем поступке. Поддавшись минутному порыву, я одним взмахом ручки перечеркнула свое светлое будущее.

– Ты будешь сегодня после обеда дома? – спрашивает, поднявшись из-за стола, Франсуа, – Придет оценщик. Я буду продавать квартиру. Так быстро, конечно, не удастся. Но, может, выйдет получить аванс.

– А где мы будем жить? – тупо хлопаю ресницами я.

– Не знаю. Пока меня интересует только жизнь Леа. Прости. Мне пора.

Я допиваю остывший кофе и прикуриваю сигарету. Вот так вот неожиданно некто невидимый скомкал сильной рукой яркую картинку моей красивой богатой жизни и пренебрежительно кинул в мусорную корзину. Еще вчера я терзалась душевными муками и горевала по потери Франсуа, не замечая мягких теплых стен уютного кокона блогосостояния. А теперь эти стены, которые я так тщательно и самоотверженно возводила, толкая миллионера под венец, в одночасье рухнули, оставив мне гору платьев, сумочек и туфель. Мой мозг отказывается заглатывать такую горькую пилюлю.

Во второй половине дня Франсуа заявляется, как и обещал, в сопровождении румяного толстяка, который протиснувшись в нашу коморку, принимается шарить по углам, презрительно сморщив нос-картошку. «Цены на недвижимость сейчас сильно упали» скрепит по ходу дела колобок. Мой муж, успевший за те несколько часов, что я его не видела, состариться на два-три года, безучастно следит за его передвижениями.

– Деньги за машину завтра переведут, – сообщает он мне, когда кусок сала, швырнув нам какие-то бумажки, укатывается восвояси, – За часы даже половины стоимости не дали. 80 000 не хватает. Лиза, что мне делать, а?

Он поднимает на меня переливающийся через край отчаянием взгляд, и я, не сдержавшись, устремляюсь к нему на встречу и заключаю в объятия этого потерянного, испуганного мальчугана.

– Я так боюсь. Если с ней что-то случится, я никогда себе этого не прощу. Я вообще не смогу жить дальше. При чем тут вообще она, а? Ну, скажи? В чем она провинилась? Ей еще трех лет нет. Лучше бы меня мучили, пытали, пусть бы убили даже за эти чертовы миллионы. Только бы ее не трогали.

Теперь у меня не остается сомнений в искренности Франсуа. Так притворяться невозможно. Он цепляется за меня, зарывается влажным от слез лицом в мою футболку. Я глажу его непокорные волосы.

– Все будет хорошо. С ней ничего не случится.

Я ощущаю в себе странную неведомую до этого необходимость защитить мужчину, согреть своим теплом, сделать все что угодно, лишь бы он был счастлив.