– Нужно 80 000? Подожди, посиди здесь. Выпей виски со льдом. Встряхнись немного. Тебе надо быть в форме, – бормочу я, отстранясь, – Вот, на, давай все опрокинь залпом, сразу полегчает.
Оставив его на кухне, я на автопилоте устремляюсь в спальню и вытряхиваю на пол все содержимое одеждного шкафа. Сгребаю в большой картонный пакет все самое ценное – сумки, украшения, ненадеванные платья и обувь. Комиссионных под названием dépôt vente de luxe в Каннах немало. Я устремляюсь в знакомый мне по старым сделкам магазинчик. Выгоднее всего удается расстаться с моими двумя почти новыми Биркин и тремя Шанелями (хозяйка выдает мне 50% изначальной стоимости, а продавать эти сокровища будет в последствии почти по цене бутика), остальные вещи уходят практически за бесценок. Следующая остановка – ювелирная лавка, где я прощаюсь с подарком мосье Сешо – Ролексом Дайтона, часами Картье, колье Ван Клиф, браслетом Тиффани, несколькими прелестными колечками, преобретенными в Милане серьгами и прочими ювелирными накоплениями, которые я собирала годами, прыгая из одной койки в другую. Я отрываю от себя с мясом этих преданных друзей, что служили мне верой и правдой, демонстрируя своим благородным блеском потенциальному спонсору объем предстоящих инвестиций. Они были моей визитной карточкой, изящным индикатором моей успешности, моим пропуском в прекрасный мир богатых и знаменитых, штрихкодом, по которому считывалась моя цена. И даже немного моими милыми беспроблемными детишками. На обратном пути я связываюсь со знакомым владельцем автосалона, который соглашается завтра утром принять в свою команду мою красную подругу.
Я бреду по Круазетт, давясь слезами и табаком. « Дура ты, Лиза » шипит брюнетка, «На кой ты все отдала? За чужого ребенка? Мужчине, который тебя бросил? Что за идиотский мазохизм?» Она подхватывает элегантный чемодан Виттон и, махнув мне рукой, растворяется в вечерних сумерках. Блондинка, всхлипывая, и размазывая по щекам тушь, исчезает следом. Я остаюсь одна. У меня больше никого и чего нет. Кроме стайки морщин и болезненно сжимающегося комочка воспоминаний.
Глава 25
Чужая тетя
Франсуа возвращается поздно вечером. Я молча протягиваю ему собранные купюры. Он прижимает меня к себе крепко-крепко, и эти сильные пропахшие сигаретным дымом объятия красноречивее любых слов. Я впитываю в себя каждую секунду этой ускользающей близости, цепляюсь за нее как за последний шаткий аргумент, доказывающий обоснованность моей жертвы.
– Побудь со мной, пожалуйста, – робко просит он, – Мне кажется, что если я засну, случится непоправимое.
Мы сидим на диване, слившись в единый тревожный клубок, и, вцепившись невидящим взглядом в пестреющий каким-то бессмысленным фильмом экран, терпеливо ждем окончания этой бесконечно длинной ночи. Около четырех утра, когда мне становится совсем тяжело бороться с обвалакивающей сетью дремоты, тишину гостиной разрывает протяжный сигнал телефона. Бывшая теща Франсуа сообщает, что Вероник увезли в больницу с нервным срывом, и его присутствие может оказаться полезным. Он безоговорочно собирается и, коснувшись губами моего виска, убегает. Я сомнамбулически доползаю до кровати и пообещав себе, что завтра весь этот кошмар закончится, растворяюсь в тонкой беспокойной пелене сна.
Однако, данное самой себе обещание не желает осуществляться. Утро не приносит облегчения, растолкав меня ранним рассветом, и не замедлив напомнить обо всех вчерашних злоключениях. Мобильный Франсуа безразлично уведомляет меня, что интересующий меня абонент находится вне зоны доступа. А конкретнее? Где это вне зоны? Все еще в больнице у постели депрессивной супруги? В полицейском участке? В банке? На встрече с похитителями? Мой зависимый организм требует срочной кофейно-сигаретной встряски. Франсуа прорезается знакомым номером на экране айфона только в районе обеда, когда количество пожирающих мои легкие никотиновых порций переваливает за десяток.
– Я перевел всю сумму, – сообщает он сходу, не поинтересовавшись моим самочувствием, – Ждем ответа.
«Ждем» режет мое ухо своим множественным числом. Из-за этого короткого глагола выглядывает пара, не наша с Франсуа супружеская ячейка, а его нерушимый союз с матерью его ребенка. Я чувствую, как плотная тень Вероник оттесняет меня в сторону. Следующие часы ползут медленно и мучительно как раненый дождевой червяк. Франсуа появляется без предупреждения около десяти вечера. Судя по его осунувшейся небритой физиономии и тревожно вспыхивающим красным от усталости глазам этот гость пожаловал с плохими новостями.
– Они не отвечают, Лиза, – бормочет он, продираясь мимо меня в квартиру, – Шесть часов прошло. Я иду в полицию. Сейчас возьму документы.
Он безвекторно шатается по квартире, как едва вывалившийся из долгой спячки медведь.
– Хочешь, я пойду с тобой?
Мне было бы гораздо проще сделаться активным участником этой драмы, чем сидеть в стороне, ожидая новостей как подачки.
– Нет, не стоит, меня Веро ждет в машине.