Замуж за некроманта? Не пойду!

Два. Лишь два прикосновения его тёплых рук, скользящих по коже. Их хватает, чтобы внутри начал разгораться пламенный трепет. Его нельзя описать словами, но ты понимаешь, что это лучшее чувство, которое в тебе когда-либо пробуждал другой человек. Желание показать, что ты рядом, медленно перетекает в нужду быть с ним единым целым. Морально. Физически. Ты хочешь обнять этого человека столь крепко, чтобы раствориться в нём, но не можешь. Руки жгутся о твёрдость ненужных одежд. Одежд, что ещё пару часов назад значили так много, ведь возводили вас обоих в ранг новобрачных. Но сейчас они не нужны. Сейчас всё это лишнее. Когда полутьма обнимает лишь вас двоих, нет облика лучше, чем обворожительная нагота.

Три. Три пуговицы на его пиджаке плавятся под разгоряченными пальцами, когда я ещё обладаю терпением расстегивать их по одной. Но три - это мой максимум. В конце концов, пальцы впиваются в эту грубую одежду и тянут её в стороны, желая избавиться от столь ненужного барьера. Я не первая дошла до ручки. Сначала его руки обожгли нежную кожу под моим платьем. Нравится? Да. Я чувствую немой ответ на этот незаданный вопрос, потому что подушечки пальцев нетерпеливо сжимаются на моей ноге и ползут вверх.

Четыре. Всего четыре тихих слова, сказанных с придыханием, когда я оказываюсь полноценно прижатой к кровати его телом. «Я всегда буду рядом». Я не знаю, когда столь искренне захотела этого. Я не знаю, почему сейчас готова сорваться на крик, если он хоть на секунду отпустит меня. Но я готова отдать всю себя, только бы он был рядом. Ближе. Ещё ближе. Чтобы снова нетерпеливо касаться его губ. Чтобы снова чувствовать прикосновение его рук. Чтобы стянуть теперь эту проклятую рубашку, а после с содроганием пальцев потянуться ниже. Я не хотела проигрывать в этой игре, ведь молния на моём платье уже нетерпеливо скрипнула. Да, платье было прекрасным... но любая красота со временем должна увянуть. Так пусть этот белоснежный цветок, сорванный с моего тела, торжественно вянет подле нашей кровати.

Пять. Пять обжигающих прикосновений его губ. Губы, щека, шея, манящая ямочка на ключице, грудь. Он не целовал меня. Он был художником, для которого моё обнаженное тело сейчас стало холстом. Губы вместо кисти, пять первых уверенных мазков. Они нужны, чтобы обозначить обязательные линии. Те, без которых никак нельзя приступить к созданию полноценной картины. И вот, замерев после пятого поцелуя у груди, достигнув той самой точки, когда можно страстно разбрызгать краску прямо в центре холста, он начинает полноценно творить. Я чувствую каждое прикосновение, каждый горячий поцелуй. Руки невольно сжимают ткань простыней, а с губ слетает первый стон. Я хочу, чтобы это продолжалось вечность.

Шесть. Ровно столько секунд ему требуется, чтобы рваными движениями напряженных, сильных рук стянуть с себя оставшуюся одежду. Его обнаженное тело, которое накрывает меня сверху, обжигает и восхищает. Я чувствую его нетерпение и готова ответить взаимностью. Впрочем, не уверена, что он готов сейчас спрашивать. Голова идёт кругом.

Семь. Я пропускаю семь прерывистых, горячих вздохов, когда ощущаю, как настойчиво, но нежно он заставляет меня забыть о любом праве на невинность. Сразу после я перестаю дышать. Грудь всё ещё вздымается и опускается, но не под требованием воздуха, а подчиняясь его горячим ладоням. Вверх и вниз. Чтобы оказаться прижатой к стене, а после снова рухнуть на кровать, но каждый раз ощущать его преступную, запретную близость.

Восемь. Я насчитала восемь его глухих стонов, схожих с тихим рыком хищника. Тогда я ещё была способна расслышать их за волной собственного удовольствия, которое срывалось с губ куда более громким проявлением горячих чувств. В очередной раз, когда моё тело подчиняется беспрекословному приказу подняться, что диктуют его сильные руки, и я оказываюсь прижата лицом к стене, я ощущаю, как он обжигает кожу на моей шее горячим поцелуем, доходя до желания оставить на ней полноценный багровый след. Словно бы с любовью клеймя меня своей собственностью. Мой разум уже не имеет возможности взбунтоваться, ведь его крики заглушает бешеный стук сердца. И именно в этот момент я слышу восьмой, последний стон возле своего уха. Он тянется волной блаженства, окутывая меня и заставляя посильнее выгнуться в спине. Всё для того, чтобы повернуть голову и поймать его губы своими. Хочу чувствовать твой вкус в этот момент, мой нетерпеливый хищник.