Замуж за незнакомца

Безошибочно ориентируясь на пустой дороге, Кирилл сворачивает вправо и через незаметную с первого взгляда дорожку выезжает прямиком к небольшому магазинчику. На вид это просто кирпичная коробка, довольно потрёпанная временем, над железной дверью висит выкрашенная синей «подъездной» краской вывеска, на которой крупными буквами написано название – «Екатерина».

Господи, будто специально.

Мы здесь – единственные посетители на четырёх колёсах, а из транспорта ещё есть приставленный к кирпичной стене велосипед и почему-то лыжи. Кто в это время года, когда лето только-только вступает в права, может ходить на лыжах?

– Выходи, – Кирилл распахивает дверцу, нависает, загораживая массивной фигурой мир, и смотрит на меня сверху вниз.

– Зачем?

– За допингом.

– Я тебя решительно отказываюсь понимать.

В ответ Кирилл лишь хмыкает, на лице впервые проступает эмоция, но она так быстро прячется за непроницаемой холодной маской, что не успеваю её считать.

Кирилл протягивает мне руку, я подаюсь вперёд, вылезаю из машины. Муж не торопится идти. Между нами расстояние – какие-то жалкие миллиметры, и я чувствую сквозь слои нашей одежды, какое горячее тело у Кирилла. Прикладываю руку к его груди, сердце бьётся гулко, сильно, и это биение судорогой течёт по моей кисти, по предплечью, в локоть. Кирилл кладёт ладонь поверх моей, сжимает крепко и, развернувшись, тащит за собой в магазин, а я едва поспеваю.

Внутри сумрачно, пахнет мучной пылью, пролитым пивом и конфетами. Жмурюсь, привыкая к освещению, а Кирилл подводит меня к стойке, уставленной коробками со сладостями, и указывает рукой на стеллаж за спиной полноватой блондинки в цветастом платье и переднике.

– Девушка, дайте нам бутылку вон того вина, шоколадку с цельными орехами, два килограмма пряников, две ватрушки и пакет томатного сока. А, ещё минеральной воды бутылку.

– Сигареты? Пиво?

– Да, пачку вон тех. Да любых, господи! – рявкает Кирилл, когда девушка начинает перечислять марки сигарет.

Она икает, хватает со стойки первую попавшуюся пачку и запихивает заказ в шелестящий синий пакет.

– Кирилл, ещё яблок, – говорю, и продавец без лишних слов взвешивает килограмм ярко-зелёных, наверняка ещё до оскомины кислых.

В машине Кирилл ловко продавливает ключами пробку, наливает вина в большую чашку, которая каким-то чудом оказалась в машине и протягивает мне.

– Выпей, тебе надо.

С ним невозможно спорить, и я делаю глоток неожиданно вкусного вина, а Кирилл отламывает большую дольку шоколада, абсолютно молча, протягивает мне. Мы остановились чуть дальше от магазина, в небольшом чахлом перелеске, а за тонированными стёклами тишина и покой. Вино щекочет язык, царапает горло, а шоколад растекается во рту горьковатой сладостью.

– Иногда в таких крошечных затрапезных магазинчиках продают на удивление приличные продукты, – констатирует факт Кирилл и бросает в рот кусочек шоколада. Отхлёбывает прямо из пакета томатный сок, размашисто стирает кроваво-красные «усы», а взгляд его всё время блуждает по моему лицу. – Ты же услышала? Дима – мой брат. Двоюродный.

Делаю ещё один глоток вина, растягиваю паузу, но бесконечно она длиться не может.

– А это точно? В смысле, там не могло быть какого-то другого Димы? Ну, охранник какой-то или работник?

По взгляду тяжёлому понимаю, что нет, не могло.

– Вы с ним очень близки?

– Не так как с Захаром, но достаточно. Он почти ровесник моего Младшего, они дружат.

– Это очень плохо, – распахиваю рот, как умирающая рыба, глотаю спёртый воздух, а Кирилл нажимает на кнопку, опускает рядом со мной стекло. – Спасибо, душно очень.

– Мне надо понять, насколько всё плохо, – говорит, в голосе появляется сталь, но Кирилл тянется ко мне рукой, проводит костяшками пальцев по скуле, смягчая тот эффект, что производит на меня. – Это важно, Тина.

Я допиваю вино, ставлю чашку на торпедо, растираю озябшие ладони и говорю, глядя прямо перед собой, фокусируюсь на маленькой птичке, которая прыгает по автомобилю, что-то выискивая на поверхности металла:

– У меня есть подруга, её Катя зовут. Нам по восемнадцать было, поехали в ночной клуб, дурочки. Сами не знали, на что нарвёмся. Папа… он запрещал, а мне бунтовать хотелось. Ну, знаешь, как это бывает, когда в голове юношеский кисель, а почти ничего нельзя? Я сбежала, – признаюсь и тру губы нервным жестом, но они слишком онемевшие, едва шевелятся. – Это неважно, ты прости. Мысли путаются, я много лишнего говорю.

Кирилл снова наливает в мою чашку вина, но на этот раз порцию поменьше, и я беру, не глядя, но пить не тороплюсь.

– Ты говори, я слушаю.

– Катя – она в клубе с парнем познакомилась. Красивый такой, высокий, только родимое пятно большое на шее сзади.

– У Димы такое есть, да. Но не отвлекайся, мне нужно знать больше.

– Катя влюбилась, говорит, с первого взгляда, смотрела влюблёнными глазами, коктейли пила, веселилась, плясала. Она дурочка, я ж говорила? Но она хорошая, очень.

– Я верю, – почти ласково говорит Кирилл и снова проводит пальцами по моей скуле, и этот незамысловатый жест неожиданно придаёт мне сил говорить дальше, вспоминать и каяться.