Замуж за принца

—  Не волнуйся, с ребенком все в порядке, — встретила его королева. — Но мне здесь так грустно. Возможно, ты позволишь мне хотя бы присоединиться к тебе за ужином в Большом Зале?

Король прищурился, но не сказал «нет».

— Разве у нас сейчас не самое счастливое время в жизни, любимый? — спросила она.

— Поистине, счастливое.

— Тогда почему я должна проводить эти месяцы, как будто у меня траур? Разве мы не должны радоваться своему счастью?

Глядя в ее сверкающие глаза и слушая ласковый голос, он не мог отказать ей, это было невозможно. Взгляды короля на приличия не могли перебороть ее обаяние. Он провел ладонью по ее щеке, а затем по волосам, приглаживая их своими пальцами.

— Я не вижу причин отказываться сегодня вечером от твоего общества, — наконец произнес он.

— Мы не могли бы послушать музыку?

— Музыку, говоришь? — по приподнявшемуся уголку губ я видела, что король ее дразнит. — Кто смог бы отказать такой хорошенькой просительнице?

— О, благодарю тебя! — воскликнула она, обнимая его с восторгом, заставшим его врасплох.

На мгновение он покачнулся, но тут же выпрямился и рассмеялся.

Я была так взволнована происходящим, что и сама была готова обнять короля. Заметив мою счастливую улыбку, королева Ленор поманила меня к себе.

— Ты это слышала, Элиза? — воскликнула она. — Музыка! Возможно, даже танцы!

— Ну, ну... — попытался урезонить ее король.

— Я и не собиралась танцевать сама. Я только хотела сказать, что с огромным удовольствием понаблюдала бы за танцующими. — Она откинула голову назад и поцеловала его в щеку, после чего обернулась ко мне. — Пойдем, у нас много работы. Как ты думаешь, налезет ли на меня фиолетовое платье, если мы распустим его в талии?

В эту ночь королева приняла участие в первом из множества банкетов, на которых она начала присутствовать, несмотря на непрерывно растущий живот. Наспех проглотив свой собственный ужин в Нижнем Зале, я пробиралась наверх и из дверей Большого Зала наблюдала за грациозными дамами и обходительными кавалерами, казавшимися мне воплощением благородства. В такие вечера пугающие меня тени скрывались в самых дальних углах, потому что десятки канделябров окутывали все золотистым светом. Я до сих пор помню темные глаза королевы Ленор, в которых отражался блеск серебряных подсвечников, и благодушное лицо короля Ранолфа, с восторгом наблюдавшего за балом. Ни прежде, ни после я не видела их такими красивыми, какими они бывали в эти вечера.

— За моего сына! — провозглашал король, поднимая бокал.

— За будущего короля! — восклицали придворные, и по залу разносился звон медных и серебряных кубков, хотя мне эти металлические звуки напоминали лязг мечей на поле боя.

Никто из нас не сомневался в том, что ребенок будет мальчиком, которому предстояло утешить королевскую чету за все годы ожидания. Мы не позволяли себе даже допускать какого-либо иного исхода беременности.

Все же я покривила бы душой, если бы стала утверждать, что наши дни проходили в сплошном водовороте счастья. Ловко потеснив леди Уинтермейл и остальных фрейлин, Миллисент явно наслаждалась ролью попечительницы будущего наследника. Во мне она искала своего союзника и требовала, чтобы я делилась с ней самыми интимными подробностями здоровья королевы Ленор: что она ела, как часто пользовалась горшком, спал ли в ее постели король. Я пыталась изображать невежество или ссылаться на то, что ничего не помню, но Миллисент не отступалась. Снова и снова я уступала, сообщая ей то, что она хотела знать. Когда она улыбалась и хвалила меня, меня охватывала радость, затмевавшая стыд за мое предательство. Несмотря на всю теплоту, которую я испытывала к королеве Ленор, и то, что любовь к ней соперничала с чувствами к моей собственной маме, одобрение Миллисент завоевать было труднее, а потому и ценила я его больше. Я верила в то, что мне удастся служить обеим госпожам, полагая, что в моей власти поддерживать между ними добрые отношения.

Но если бы Миллисент довольствовалась нашим с ней договором, наслаждаясь своей информированностью о частной жизни королевы, никого не посвящая в детали! Однако это уже была бы не Миллисент. Она открыто хвастала своим влиянием на королеву и насмешливо отмахивалась от жалоб короля на то, что своей опекой она слишком утомляет его жену. И я позволяла этому продолжаться. Я ничего не говорила королеве Ленор о навязчивых допросах, устраиваемых мне Миллисент, и о ее язвительных выпадах в адрес короля. Я не понимала — да и как я могла это понимать, — что Миллисент и ее племянник постепенно вступают в войну за королеву Ленор. Если кто и мог предостеречь королеву о коварстве Миллисент, то это была я. Но я покорно оставалась в стороне. И этого я простить себе не могу.

Когда наступил катаклизм, он оказался стремительным и опустошительным. Схватки у королевы Ленор начались среди ночи.

С присущей ей самоотверженностью она какое-то время сносила их молча, пока я не проснулась, разбуженная шорохом постели, в которой она беспрестанно ворочалась. Я встала на колени и увидела, что королева лежит на боку, обеими руками сжимая живот.