Замуж. За сводного!

Естественно, в физическом плане мы находимся с Манучаровым в одной весовой категории. И физподготовка у нас одинаковая. Сколько вместе тренировались!

Вот только он сражается за Любушку свою, а я – за чужую идею.

Тимур бьет изо всех сил, и я снова отлетаю в сторону. В этот раз под кухонный стол. На голову сыплются табуретки. Больно, блин! До чего же больно…

– Макс, упакуй его, – брезгливо морщится Манучаров. Тут же за его спиной маячит Суровый.

Но Тимур быстро входит в комнату, оставляя меня один на один с лучшим другом.

– На выход с вещами, Анис, – усмехается Макс. Застегивает на моих запястьях наручники. Тянет из-под стола. – Давай, выпускник Сэндхерста, вылезай! Или вас учили именно так держать оборону?

Вместе с Суровым и еще двумя незнакомыми бойцами плетусь к выходу и слышу, как Тимур меряет шагами узкую комнатушку и разговаривает с Любой.

– Какая брошка, девочка? Где мне ее искать?

Глава 40

Тимур

Зажав в кулаке главную реликвию Любы, я сумрачно пялюсь на разбитые костяшки пальцев. Хорош жених, блин!

Но кто бы мог подумать, что проклятый Анис окопается в квартире моей невесты?

Достав из шкафчика маленькую серебряную брошечку с голубыми камешками, задумчиво кручу ее в руках. У моей любимой есть бриллианты и роскошная диадема. А для нее всего дороже оказалась бижутерия со стекляшками.

– Это мамина, – поясняет Люба за полчаса до регистрации. – Если ты не сможешь ее привезти, я пойму…

Вот в этом вся моя девочка! Скромные просьбы, вечная готовность к отказу.

Да что же это такое! Ты теперь королева, Люба! Манучарова, твою мать!

– Я смотаюсь, – бросаю коротко и уже через пятнадцать минут, оттолкнув какого-то детину от Любиной двери, вхожу в квартиру. А там Анис собственной персоной.

Я, конечно, врезал. Душу отвел. Но на обратном пути пытаюсь отогнать от себя глупые мысли.

А если бы вошла Люба или моя мать? Или кто-то из персонала? Что тогда? Труп посреди квартиры? И кто виноват? Я?

– Жаль, перчатки вышли из моды, – бурчу, разглядывая подранные костяшки.

– Надень латексные, – фыркает Суровый. Мой главный свидетель на свадьбе.

– Альбина будет? – заметив мое мрачное лицо, спрашивает поспешно.

– Да, должна приехать. Но по закону жанра маман опоздает.

– Почему это? – не отрываясь от руля, вскидывается Макс.

– Ей проще задержаться, чем мириться с Любой и ее сестрой. Они с Андреем знатно наследили, – объясняю неохотно и тут же прикусываю язык.

Нужно мать отправить куда подальше. Пусть поживет в Европе или где-нибудь на Бали. Если выяснится, что это она заказала отца, то может надолго сесть. А меня такой вариант не устраивает.

Тюрьма – не место для женщины, пусть даже со стальными яйцами.

– Вспомнил чего? – хмурится Макс. На светофоре смотрит на меня внимательно.

– Андрея нужно из СИЗО вытаскивать, – усмехаюсь криво. – Как-никак теперь мой тесть…

– Маратку закрыть, Ельца достать, – весело смеется Суровый. – У нас работа – как в гардеробе…

Смеюсь, стараясь отрешится от невеселых думок. Сегодня моя свадьба! Я женюсь на любимой девушке. Никогда даже не мечтал о ней. Просто не мог. И вот сегодня вместо того, чтобы орать от восторга, я думаю о всякой гадне.

Завтра или на днях выберу время и вместе с Васей взломаю ноутбук нашего красавца. Думаю, там много интересного.

За своими мыслями я не замечаю, как неожиданно темнеет лицом Суровый.

– Ты чего, бро? – спрашиваю, когда Гелик останавливается около больничного крыльца.

– Да показалось… На переходе увидел вроде Соню Гладышеву. Она с сыном прямо перед нашим носом дорогу переходила. Ты не заметил?

– Прости, – улыбаюсь, вспоминая школьную любовь Макса. – Она давно замужем, – добавляю, спохватившись. – Ну шла и шла, подумаешь! Лучше обрати внимание на Катерину. Не старая вроде. При должности…

– Катя красавица, бро, – кивает мой верный помощник. – Вот только характер гадкий. С Соней не сравнить.

– Далась тебе эта Гладышева, – входя в лифт, фыркаю негодующе. И сам себя виню, что затеял этот разговор. Всматриваюсь в протокольную рожу, выглядывающую из зеркала. Одергиваю мятый свитер и такие же штаны. Вот где мои мозги? Забыл зайти домой переодеться…

Под глазом расплывается синяк, а на руках ноют ссадины. Хорош, просто капец!

– Ты не понимаешь, – гундит Суровый и добавляет со значением. – Это мог бы быть мой сын, если бы Хмырь тогда не наплел…

– Забей, – легкомысленно отмахиваюсь я. – Мы ж узнавали. Сонька твоя еще в школе от какого-то типа из военного училища залетела. Какой твой сын? Ты чего чудишь, бро?

– Чисто теоретически, Тимур…

– Мы практики, Макс. Сраные практики жизни. Пока лоб не разобьем, не догадаемся.

– Если ты про Марата… – вскидывается повинно.

– Да я так, за жисть, – морщу нос и, войдя в палату, застаю разметавшихся по разным сторонам родственников. Люба в нарядном платье стоит у окна. Спина застыла. Подбородок вздернут. А в креслице, сложив ноги в щиколотках, словно на приеме у английской королевы, сидит мама. Увидев меня, улыбается довольно и, кивнув на костюм, висящий на дверях санузла, замечает с улыбкой.

– В кого ж ты у меня такой красивый, сыночек?

Тут же, как по команде, поворачивается Люба.