– Насколько я помню, – тихо вздыхает мама. Вижу как ей до сих пор неприятна эта тема. Как саднит на душе затянувшаяся с годами рана. – Паша не сам придумал дизайн. Он где-то увидел рубиновое ожерелье и просто влюбился в него. Вполне возможно, что у Алимова. Твой отец тогда часто к нему мотался. А Павел сопровождал, как доверенное лицо. И судя по изделию, это первоисточник. Наши бы такое точно не потянули. Слишком чистые камни, плюс сама работа…
– Жаль, – тяну разочарованно. – Тогда по домам, друзья.
– Поедем в Ангельское, – предлагает мама и Люба неожиданно кивает.
Да и мне самому возвращаться в пентхаус не хочется. Там все еще напоминает о Марате. Мы, конечно, заменили все коды на замках, но все равно осадочек остался.
– Завтра поговорим, – хватает меня за руку мама, когда на широкой лестнице особняка, мы с Любой желаем ей спокойной ночи.
Устроившись на огромной двуспалке, притягиваю жену к себе.
– Любушка моя, – шепчу, сгорая от желания. – Ты теперь и по закону моя…
– Жаль, ничего нельзя, – стонет она чуть слышно. – Завтра спрошу у Катерины, когда этот целибат закончится…
– Может, до родов придется воздерживаться? – вздыхаю глухо.
– С ума сошел! – подскакивает на локте жена.
– Сам нЭ хочу, слЮшай! – фыркаю с кавказским акцентом. А когда Любушка засыпает, осторожно поднимаюсь с постели.
Иду в душ. Долго стою под холодными струями. Прихожу в себя, на автомате намыливая не на шутку взбодрившуюся часть тела. И когда немного легчает, закутываюсь в банный халат и спускаюсь на кухню.
Покурить бы! Кажется, у Андрея где-то были сигареты.
Глава 43
Утопая босыми ногами в толстых коврах, а затем шлепая по паркету и мрамору, спускаюсь на кухню. Мой отчим – незамысловатый тип. И хранит сигареты по привычке на подоконнике. Это единственное, что не смогла побороть моя мать.
Но установила свои правила. В доме и в квартире курить запрещается. А зоной, свободной для курения, объявлена только примыкающая к кухне задняя терраса в Ангельском. Поэтому и сигареты должны быть где-то поблизости.
И пока мать и жена спят, мне не помешает затянуться сигареткой.
Нужно обмозговать, как поступить дальше. Наметить несколько вариантов.
Долбаные планы А и Б.
Но войдя на кухню, натыкаюсь на изумленное лицо матери. Демонстративно тяну носом, почувствовав запах дыма.
– Не прячь, – киваю на опущенную вниз руку.
Усевшись напротив, наливаю себе чашку темного настоявшегося чая и тянусь за пачкой Парламента, откинутой на подоконник.
– Только Андрею не говори, – шепчет мать мимоходом и снова затягивается.
– Что тебя так проняло? – спрашиваю, точно зная, когда моей Альбине Георгиевне требуется немного вдохнуть никотина.
Только в одном случае! Если нервяки зашкаливают…
– Ожерелье, – роняет она тихо. – Как будто на машине времени обратно в начало девяностых вернулась. Отца вспомнила, Пашку – дегенерата…
– За что ты его так? – внимательно смотрю на перекошенное болью лицо.
– Так он во всем виноват! – восклицает мать, подскакивая. Нервно ходит по кухне и, затянувшись снова, с силой сминает окурок в пепельнице.
– Ну, понравилась человеку чужая цацка, и он решил ее скопировать. Делов-то!
– А ты так и не понял? – вскидывается мать. Подойдя к стене, украшенной расписными тарелками, бережно проводит по одной из них. Успокаивается. Палец скользит по тонко расписанному цветку и замирает около узкого резного листика.
– Что именно? – роняю, не понимая, куда клонит маман.
– Это он подорвал всех… Господи, это же так очевидно!
– Прости, – пожимаю плечами. – Откуда инфа?
– Да не было никакого заказа на рубиновое ожерелье! Понимаешь?
Обхватив себя обеими руками, мама замирает около стены. Бледная и встревоженная, упирается затылком в украшенный изразцами угол.
– Твой отец дома вел бухгалтерию. Сам в ночи подсчитывал маржу. Так вот в его записях не было никаких данных о покупке сырья. Ты представляешь, сколько мы должны были отвалить?! У нас такие бабки в то время не водились. Мелкая местечковая фирмочка. Сам знаешь…
– Так выходит, был один комплект со шпинелью? – уточняю, словно придурок. – Тогда зачем Павлу понадобилось распускать слухи о тайном заказчике?
– Чтобы отвести от себя подозрение! Твой отец и моя сестра были любовниками. Пашка знал. Мучился… Жевал кактус как идиот. Но и от Марины не уходил, и с Сэмом поговорить не решался. Но видимо, не утерпел. Устроил тут братскую могилу.
– Ну и ладушки, – вздыхаю устало. Гашу недокуренную сигарету, собираясь вернуться к жене.
– Ты так спокойно реагируешь, – изумленно шепчет маман.
– Спокойно? – взрываюсь неожиданно. – Да я, блин, тебя подозревал! Думал, как вывезти из страны. На кого передвинуть стрелки. Все размышлял, как мне тебя обезопасить, чтобы ты в тюрьму не угодила?!
– Меня? – охает мать, смотря на меня в упор. – Меня? – повторяет изумленно. А потом тихо сползает по стене. – Тимур, сыночек мой дорогой, ну, никак не ожидала…
– А на кого мне еще думать? – пожимаю плечами. И подойдя ближе, помогаю подняться. И тут же попадаю в цепкие материнские объятия. Уткнувшись лбом мне в плечо, мама рыдает как девочка.
– Прости, – глажу ее по спине.