Замужняя невеста

– Бесполезно. – Шастейль махнул рукой, пододвигая Соне стул. – Пытаться остановить эту суету так же невозможно, как прекратить извержение вулкана. Наш сосед Пабло – человек южный и, как всякий южанин, на взгляд северянина, не знает меры в проявлении своих чувств. Он сильно скучает здесь, в своем особняке. Вокруг живут люди богатые и знатные. Они не торопятся признавать выскочку, разбогатевшего в один момент. Модный художник – это еще не аристократ. А тут кстати приехали мы. Согласитесь, нам вовсе не помешает чья-то забота, пусть и такая лавинообразная... Садитесь, Леонид, не стойте... Сейчас я распоряжусь, чтобы вам подали горячего вина.

– У нас есть и вино? – спросила Соня.

– По крайней мере одна бутылка выглядывала из корзины такой колоритной темнокожей служанки.

Он подмигнул Соне и Леониду и оставил их одних, если не считать слуг, которые все еще продолжали вносить какую-то мебель и расставлять ее по углам.

Глава двенадцатая

Несмотря на шум и суету, которую производили не столько слуги, сколько сам художник, особняк постепенно заполнялся мебелью и теплом. Уже затопили камин, и дрова весело потрескивали в нем. На столе появилась скатерть, посредине которой водрузили канделябр с семью свечами.

– Простите, ваше сиятельство, – обратился к Соне Пабло Риччи, – а позволено ли мне будет узнать, кто этот мужчина, который до сих пор кутается в плащ и при этом бос и небрит?

Соня поневоле напряглась, но потом мысленно одернула себя. Сеньор Пабло принимает такое живое участие в устройстве своих соседей с возможным комфортом, что можно вполне извинить его любопытство и свойственный художникам острый глаз: в момент разглядел все подробности.

– Это мой соотечественник, Леонид Разумовский, граф и офицер лейб-гвардии, которого мы сегодня освободили из рабства...

– О Мадонна! – воскликнул потрясенный Пабло. – Я чувствовал, я знал, что с покупкой особняка русской сеньорой у меня начнется очень интересная жизнь!.. Вы не расскажете, как граф попал в рабство? И что это за рабство, в каковое может попасть такой аристократ?

– Он плавал на галере.

– Надо же, плавал на галере! – повторил художник и взглянул на закутанную фигуру Разумовского чуть ли не с обожанием. – А мне все, что на роду написано – так это писать портреты богатых дураков...

– Так не пишите, – улыбнулась Соня.

– К сожалению, теперь уже не могу. Я слишком увяз. Мое занятие приносит немалый доход, – смешно фыркнул он, – и ко всему прочему мне нравится. Я ведь очень талантлив. А если талант не приносит денег, то это грустно... Но ваш портрет я бы написал бесплатно. Вы согласитесь мне позировать?

– Погодите, Пабло, – смеясь остановила его Соня, – я еще даже не успела умыться.

– Вода! – вскричал Риччи. – Вы правы, я не распорядился, чтобы принесли воду. Бенито!

Он опять закричал так громко, что Соня вздрогнула.

– Сейчас принесут, – отозвался тот откуда-то из глубины дома.

Жан Шастейль, извинившись, вышел. По-видимому, он тоже решил, что ему нужно присмотреть за ретивыми слугами соседа.

Через некоторое время в двери дома закатили огромную деревянную лохань.

– Вы сможете помыться с дороги, – продолжал суетиться вокруг Сони сосед-художник. – Кстати, насчет воды: у вас во дворе есть прекрасный колодец. Вода в нем чистая, холодная...

– Но тогда зачем же вы приносили ее из своей усадьбы? – удивилась Соня.

– Потому что у вас нет слуг. Я не имею в виду вашу горничную. А те мужчины, которые есть, не в обиду будет сказано сеньору Жану, вряд ли смогут нести на плече бочку воды, как мои ребята... И потом, это такой прекрасный повод – дать человеку воду. После этого вряд ли он сможет указать тебе на дверь.

– Вы думали, что я стану указывать вам на дверь? – изумилась Соня. – Но почему?

– Потому, что я не знатен, потому, что нас не представили и я просто вам навязался. Мало ли, аристократы так капризны... Я пойду на кухню, взгляну, моя кухарка успела для вас что-нибудь приготовить или нет.

– Погодите, Пабло, – Соня запнулась, – но эти вещи, мебель... вам самим они, наверное, нужны.

– Не нужны! – радостно закричал он. – Не нужны! Отец запрещал нам продавать вещи, а мне тоже хотелось чего-нибудь покупать. Дошло уже до того, что по дому приходилось не ходить, а пробираться! Понимаете, как по узкой тропиночке. Но о том, что вещи нельзя дарить, разговору не было. Представьте, ваше сиятельство...

Чувствовалось, что ему приятно произносить это обращение, – он совершенно свободно общается с аристократкой, пусть и иностранкой. Мало того, она пользуется услугами Риччи. Да она от него зависит! По крайней мере на сегодняшний вечер и ночь.

– ...Одно время я даже хотел организовать... что-нибудь вроде странноприимного дома или гостиницы для бедных, чтобы туда всю мебель можно было отдать. О, я просто мечтал, что в один прекрасный день проснусь в совершенно пустой комнате... То есть в той, где нет никакой мебели, кроме кровати, на которой я сплю...

– И по какому принципу вы носите ко мне в дом мебель? – улыбаясь про себя, спросила Соня.