Замыкание (СИ)

Не стоит обижаться, Маша - врач, к смерти относится спокойно, иначе была бы профессионально непригодной. Но напугала, предположив, что, вероятно, смерть наступила не сразу, "Он был в сознании?" - спросила Софья. "Что гадать, всякое бывает, он мог быть в сознании", - ответила дочь, а ведь могла пожалеть и не сказать.

Вероятность, что он умирал в полном одиночестве, на снегу, мучила, изводила, и она, физически обессиленная, замирала в кресле и с ужасом смотрела на циферблат механических часов: время неумолимо приближало к концу. Ей было страшно, смерть бродила поблизости, выискивая новые жертвы. Ведь недаром говорят: костлявая не уйдет, пока не насытится.

Позвонила Марго и приказала, как умела только она, - принести цветы на место его гибели. Так положено, лучше венок, но и цветы сойдут.

Прикажи, в ее состоянии, лететь на луну, так положено, полетела бы. Она поспешила в цветочный павильон у дома и купила его любимые кремовые герберы, четыре штуки, продавец укутывала букет прозрачной пленкой, сверху гофрированной бумагой, и сочувственно смотрела на нее.

Долго стояла на перекрестке и боялась перейти на другую сторону, к месту его гибели. Машины потоком мчались на огромной скорости, зеленый свет светофора не внушал доверия: мало ли отморозков за рулем. Стояла и заворожено смотрела на черно-белую графику зимы и на ярко-красные, как капли крови, ягоды на ветках рябины. Предупреждение, знак - запрет переходить дорогу. Что-то такое витало в воздухе, и ей было страшно. Неизвестно, сколько времени простояла на одном месте, уговаривая себя, что нет ни нечистой силы, ни потустороннего мира, но так и не избавилась от наваждения. Букет унесла домой.

На следующее утро с этим же букетом опять направилась к перекрестку. Ветки рябины были голые, ягоды рассыпались по снегу. Воробьи суетились на сером снегу, и среди причудливого узора лапок выделялись углубления из красных ягод, как ранки.

Красный свет светофора сменялся зеленым, но она так и не смогла перейти дорогу. Про подземный переход забыла.

- Вот, пыталась сходить на место его гибели, не получилось, - позвонила она сыну, ждала, что спросит почему? Но он молчал, - Плохо, что я одна. Может, приедешь? - робко попросила и добавила: - Я деньги вышлю.

Но он не услышал, как всегда, когда она просила его вернуться домой.

- Имя определяет нашу судьбу, оно дается не случайно, ничего случайного в мире нет. Яковы так просто с жизнью не расстаются. Если остались какие-нибудь записи, сохрани для меня, - попросил он.

- По-моему, только рисунки. Но я посмотрю.

- Рисунки тоже несут информацию.

- Зверюшки для детских сказок? Я не понимаю тебя, главное ведь не имя, хоть горшком назови, главное человек. А для тебя важнее всего, что его Яковом звали.

- Потому что имена для бога, а глаголы для человека. Все предопределено, все взаимосвязано, и имя, и чувства, и наши поступки.

Сын не утешил ее. Мы в параллельных мирах, - подумала она. Слова - слова...разве они что-то значат.

Номер дочери Якова Софья долго искала в его телефоне.

У дочери была тяжелая походка и необычное имя Феня, производное от Агрофины в честь бабушки.

- Моя учудила, такое имя придумала дочери, - жаловался Яков.

- А ты где был? Назвал бы Наташей. Простенько и со вкусом.

- Я был на работе. Вообще-то, мы заранее договорились: девочку называет жена, мальчика я, - оправдывался Яков.

- Федулом хотел назвать?

Яков засмеялся.

Когда у него лет в сорок сломался передний зуб, и вместо "ф" слышался свист, он перестал называть дочь по имени. Коронку поставил, но с тех пор она была для него дочкой, дочуркой.

"Дочка" - под таким именем хранился ее номер в его телефоне. У нее было трое детей, последний родился четыре года назад.

Феня уже знала о смерти отца.

- Твои дети приезжают на похороны? - спросила она, услышав, что нет, предложила: - Что ты будешь бегать, мы с Лешей, - так звали ее мужа, - сами все сделаем.

Благодарная Софья передала ей деньги, столько, сколько та попросила. Передача совершилась у подъезда, Феня даже не вышла из машины, оправдываясь, - очень спешит, хлопот с похоронами, сама понимаешь. За рулем, видимо, ее муж, Софья увидела его нечеткий профиль, и никакой реакции. Маловероятно, что у Фени есть любовник или она наняла частника.

Похороны и поминки запомнились обрывками, как обморок. Она вглядывалась в похожее на маску Мефистофеля восковое лицо Якова, поднимала голову и натыкалась на грузную фигуру Фени, ее мощная спина то склонялась, то тяжело выпрямлялась, боковые складки бугрились, казалось, что вот-вот лопнут швы пальто. Она неутомимо двигалась у гроба, ее большие красные руки что-то перекладывали, поправляли в изголовье, на груди, в ногах покойного.

В храм на отпевание пришли почти все педагоги, Софья равнодушно подумала, значит, в школе отменили занятия.

Феня продолжала суетиться, опять что-то поправляла, расправляла ленты на венках, раскладывала цветы, наконец, кто-то сунул ей в руки свечку под колпаком из полиэтиленовой бутылки, она замерла, уставившись на пламя.