Замыкание (СИ)

Еще был старинный стол - бюро, еще фигурные этажерки, и все те же виноградные грозди, из впадин приходилось долго выметать кисточками пыль. Да и отражение в мутном зеркале со временем ее стало раздражать, раму и столик продали антиквару и купили настенное зеркало. Антиквару перекочевала кровать, потом этажерки. Стол - бюро отвезли Фене при переезде. Остался буфет, в нем было столько ящиков и полок, что кроме посуды хранилась вся мелочь, включая нитки с иголками, фотоальбомы и даже старинный утюг с самоваром.

Феня прошлась вдоль полок с книгами, остановилась у стола и открыла папку с рисунками. Софья пожалела, что не догадалась ее убрать.

- Папины рисунки? - Софья кивнула. - Медведь в лесу. Якуша, смотри, медведь, дедушка нарисовал.

Мальчик подошел, боязливо взял рисунок и замычал:

- Мууу, мууу.

- Нет, это не коровка, это медведь, он, знаешь, как говорит, - она растерялась и повернулась к Софье, - что-то я забыла, рычит, мычит...

- Зимой спит, а летом издает трубные звуки, так, кажется.

Софья украдкой рассматривала ее лицо: широкая переносица, крупный нос, как у Якова. Губы, взятые в скобки, придавали ей тоскливое выражение. Но если их прикрыть бородой, как у Якова, дочь представится зеркальным отражением отца.

- Отдайте мне папины рисунки, внукам на память.

- Берите, - согласилась Софья, стала суетливо открывать ящики стола, перебирать бумаги и откладывать рисунки.

Старческое личико ребенка не менялось, но, видимо, по каким-то признакам, известным только матери, его поведение могло измениться. Феня успокаивающе гладила его по голове, плечам, наблюдая, как Софья откладывала рисунки, и, когда накопилась приличная стопка, аккуратно завернула в газетную бумагу и сунула в плотный пакет с ручками.

Рассеянный взгляд ребенка сосредоточился на глобусе, он робко коснулся пальцем Антарктиды и залепетал.

- Папин? - спросила Феня, ткнув пальцем в напоминающую лоскутное одеяло Европу.

- Глобус мой, подарок отца,- ответила Софья.

Мальчик посмотрел вверх, за ее спину, она решила, что его привлек акварельный рисунок ее головы. Яков изобразил ее старше, чем она была, теперь изображение казалось моложе ее.

- Деда, - неожиданно четко произнес мальчик и показал на портрет Декарта в проеме между окном и стеллажом с книгами.

Портрет был наполовину закрыт шторой, только глаз и щека, как будто философ подглядывал.

Феня резко отдернула штору.

- Вроде похож, но чудно выглядит.

- Это Декарт, Рене Декарт, философ. Хотите, забирайте, - неожиданно для себя предложила Софья.

- Если философ, возьмем, мой муж любит читать умные книжки.

Софья торопливо, чтобы не передумать, сняла портрет, даже пыль не успела накопиться, Яков любил порядок, и с рамой прислонила к пакету с рисунками.

Феня огляделась, чем бы еще поживиться.

- Вы же одна живете, - вкрадчиво заговорила она, Софья кивнула. - Зачем вам две комнаты? Отдайте нам одну.

За этим и пришла, подумала Софья, надо было раньше догадаться и отказаться от встречи под любым предлогом. Феня смотрела в упор, мальчик начал кукситься.

- Я не готова пока эту тему обсуждать, но обещаю вернуться к ней, когда вступлю в наследство.

- Я не тороплю, - голос Фени был мягким, почти нежным. - Вы не волнуйтесь, мы с вами жить не будем. Продадим квартиру. Вы купите однокомнатную, а мы - комнату, старший сын женится скоро.

И она погладила руку Софьи, изображая ласковую улыбку. Да у нее все уже продумано.

- Однокомнатной мне достаточно, - пробормотала Софья, ей было неловко от этого поглаживания.

- Да, да, справедливо по отношению и к мамочке, и ко мне. Отец был гуляка, прости господи, что я говорю, - она широко, как на сцене, перекрестилась, - Мамочка из-за него так рано ушла из жизни, - она опять широко перекрестилась. - Яшенька, идем домой.

Софья наблюдала, как она высоко поднимала слабые ножки ребенка, с силой натягивала тесные ботинки, мальчик безропотно подчинялся. Быстро оделась и рывком одернула юбку.

- Скажи, Яша, тете до свидания, - взяла в руку пакет, под мышку портрет, мальчик вяло помахал ручкой, и они удалились.

Долго не могла уснуть и перебралась на диван Якова. Под утро снилось что-то липкое. Проснувшись, потрогала простыню, нет, ничего такого. Пальцы тоже не липкие. Почувствовала чей-то взгляд, пристально настороженный, с хрустальными отблесками. Нет, скорее, из простого стекла, желтый от ненависти, зрачок вытянулся как у черной кошки из фильма ужасов, и глаз нестерпимо заблистал рубиновым светом.

Что им, гадюкам, надо от меня? Что во мне не так, если они не отстают? - чуть не расплакалась она и проснулась. Было утро, и на фоне выгоревших обоев, там, где висел портрет, выделялся желтый прямоугольник. Зря отдала Декарта, погорячилась, совала все подряд, лишь бы они ушли, лишь бы больше не видеть слабоумного. А ведь похож на деда, карикатурно, но похож. Головка маленькая, недоразвитая, но нос большой и переносица широкая. На каждого умного найдется свой идиот, - мир устроен из противоречий, на этом он держится и не разлетается во все стороны.