Замыкание (СИ)

Время было такое, голодное, поэтому не удивительно, что Яша обрадовался, когда я его сосватала артели художников, Гоше да Митяю, заказы так и сыпались из общепитов. И Яше посытнее: при своем росте он ел много хлеба. У него была привычка каждый день покупать две булки серого хлеба, плохо испеченного, но самого дешевого. Все не съедал, резал на кубики и сушил. Угощал меня, я с удовольствием грызла сухарики с ним на пару. Хлебный магазин был на центральной улице, и он выстаивал утром огромную очередь, я как-то попыталась тоже в ней постоять: очередь занимала даже проезжую часть и по-змеиному закручивалась у входа.

Соня продолжала рассматривать белую лошадь и то, как она смотрела, мне не нравилось. Я предложила ей порыться на полках, там много чего найдется.

Она вытащила плотный пакет неудачно, рывком, из него выпали рисунки фрагментов лошадей, эскизы причудливо переплетенных черно-красных прямоугольников, треугольников, кругов с точками и линий. Яков утверждал, что это иероглифы, то ли для столовой, то ли для японского ресторана, а, может, для вывески - объявления рыбного дня по четвергам. Я возмущалась: разве это иероглифы, ведь японцы ходят по улицам, могут обидеться.

- На что? Они ни о чем не догадаются.

- Неприкрытая халтура, хоть бы цвет другой подобрал, нельзя так извращать утонченную культуру.

- Каков заказчик, такие и эскизы, - оправдывался Яков. - И, вообще, во вселенной цвета нет. Есть только свет разной интенсивности.

И это говорил художник.

Соня засунула рисунки в пакет и попыталась закинуть на верхнюю полку, но что-то мешало. Она залезла на табурет и достала плотный сверток, я забыла, что в нем, - оказался туго свернутый в трубку альбом для рисования. На всех листах - акварельные портреты, одновременно похожие на Дусю, на Галу великого Дали и на птицу. У Галы крупный нос, загнутый книзу, у Дуси он тоньше, зато такие же круглые, глубоко посаженные глаза, сжатый рот и прическа из кудрявых волос. Яша придал яркости портрету: темные глаза, каштановые волосы, хотя Дуся была белокожая с глазами цвета вылинявшей голубой майки, но никакого сомнения - это она. Сходство с птицей - в позе, в движении рук, в повороте головы.

Я помню, как он смотрел на эту Дусю, когда приходил с ней, и Василий Гольберг был еще жив.

Соня заторопилась, ничего не взяв, да и что бы она взяла, если у меня хранились в основном эскизы, а на законченных рисунках - ненавистная свекровь.

Вслед за великим Яков любил повторять об истине, ясной и отчетливой. Софья спорила:

- Значит, незрячему истина недоступна? Даже плохо видящему недоступна?

- Есть очки, лупа, наконец. Ты ведь все понимаешь, - он начинал раздражаться, - но зачем-то споришь. Общепризнанное определение, никто в мире с ним не спорит.

- Но это так очевидно, звезды появились на небе, серп луны повис себе, такой из себя ясный и отчетливый. Днем они спрятались, солнышко закружилось вокруг земли, и это истина.

- Кажущееся простым часто бывает иллюзорным. Есть картины, которые невозможно близко понять. Одно приближаем, от другого отдаляемся.

- Значит, чтобы понять истину, надо двигаться туда-сюда?

- Хотя бы изобрести телескоп с микроскопом. Ничего умнее еще не придумали.

- Я разве не могу на ощупь определить, вещь стоящая или нет? И, вообще, чувствовать: что такое хорошо и что такое плохо? В конце концов, для меня истина - это все хорошее.

- Хорошо - плохо, коммунизм - капитализм, добро - зло, да - нет, до бесконечности. Кроме контрастного, черно - белого, есть другие цвета.

- Ты Мару повторяешь. Когда-то я слышала от тебя, что цвета нет, есть только свет.

- Я перешел на твою систему понятий, чтобы быть доходчивее. На твой язык.

Когда пытался что-то ей объяснить, рот его кривился. Быть может, от того, что знал несколько языков, учил с детства, бойко читал и бегло говорил, и в споре с ней ему хотелось перейти на английский. Непонятное доходчивее.

Он поднимался во весь свой рост и покачивался с носка на пятку, взгляд устремлял в потолок, но в конце фразы, опускался и смотрел в упор. Все, точка. Но она продолжала спорить, забыв уже о плохом - хорошем. Истина - это нечто огромное, как вселенная, и независимое от наших глаз и ощущений. Независимое от нее, от него, от любого человека. Говорила и тут же сомневалась в сказанном: а от кого, если не от человека?

В тысяча первый раз, слушая, как она борется сама с собой, он задумался. Скорее, растерялся, брови его поползли вверх, дурацкое выражение, ждала, что заговорит, но не дождалась.

Одно время у Мары обсуждали, как должна выглядеть современная мадонна, как ее изобразить на картине. Яков предложил Софью, чем не современная мадонна?

Ей польстило, уже дома для продолжения темы спросила: кроме внешности, чем еще привлекла его? Ожидала услышать хвалу уму, ведь в школе училась отлично и заработала золотую медаль. Он ответил: "Красота преходяща, а вот умение слушать так, как могла ты, - редкость. Жаль, что с молодостью утратилось это умение".