Замыкание (СИ)

Он повел ее в мастерскую. Пока готовил кофе, а она рассказывала, повторяясь, углубляясь в прошлое не по теме, и не могла остановиться. Он слушал, подливал кофе и звонил в справочную железнодорожного вокзала. Наконец, дозвонился и спросил: "Когда ближайший поезд на Москву?"

-Вы знаете, где мастерская Ивана? Сами доберетесь? - обратился он к ней.

Она кивнула, да, знала, к брату ездила на каникулах после зимней сессии, еще до Судака.

Он привел ее к Маре и поехал на вокзал за билетом, а она легла спать.

Мара подняла ее рано утром, Яков проводил на вокзал, посадил в зале ожидания в самом темном углу лицом к стене, посоветовал снять платок и пальто, на всякий случай, вдруг милиция ее разыскивает по внешним приметам.

Она доверяла ему, была уверена в нем, как ни в ком другом никогда не была уверена.

Уже на ступенях вагона Яков сунул ей в карман туго свернутую пачку денег.

Ночь в поезде она не спала, боялась, что придут за ней, высадят и отправят в психушку. Обошлось.

В Москве без приключений доехала до семиэтажного дома, где на самом верху располагались мастерские художников. Уже забыла адрес, где-то рядом с улицей Горького и если ничего не изменилось, тот дом нашла бы и сейчас.

Она поздоровалась, три художника одновременно оторвались от мольбертов и как-то странно смотрели на нее.

- Что с братом? - она схватилась за грудь и села на пол у порога.

- Живой, живой, - художники, подняли ее и налили портвейн для успокоения.

Так она узнала, что брат Ваня купил дом в Сибири и уехал. Сделку совершил заочно, заплатил деньги человеку, который пришел в мастерскую купить картины, но вместо этого уговорил Ивана: там Сибирь, природа, тишина, сам бы жил, но в Москве - работа. Все формальности обещал утрясти: выписаться и прописать Ивана в деревне, и растворился в столице.

Повезло или нет брату, дом оказался бесхозным, в нем давно никто не жил и не был прописан. Григорий помог ему оформить все документы, но нашелся хозяин и стал вымогать у Ивана деньги. Тяжба длилась долго и отравляла брату и без того тяжелую жизнь. Опять вмешался Григорий, и вымогатель пропал.

Она осталась ночевать в мастерской на раскладушке. Утром художники объяснили: дом Ивана между станциями Прилопино и Полухино за Тюменью. Если ехать до станции Прилопино, надо идти пешком вперед по железнодорожному полотну. Если до Полухино, лучше возвращаться на автобусе, но его долго ждать. В выходные есть вечерняя электричка по боковой ветке: на станции Полухино всегда подают к электричке автобус до деревни Прилопино.

Если ехать утром, тоже в выходные и по боковой ветке, лучше выйти в Прилопино, и потом ехать автобусом, который пересекает железнодорожную линию как раз в том месте, где дом брата".

Вот такую восьмерку выделывала дорога, чтобы забирать пассажиров из разбросанных по тайге деревенек.

Софья двое суток проспала на верхней полке почти пустого плацкартного вагона. В вагоне было тепло, и это радовало.

В Тюмень приехала в субботу, опоздав на электричку. Когда мучилась в зале ожидания на жестком сиденье, укрываясь от сквозняков, объявили о посадке на электричку до Прилопино, в расписании она не значилась.

В вагоне кроме нее и пьяненького мужичка, не было никого.

Она вышла на конечной и пошла по железнодорожному полотну. С двух сторон плотно подступал густой хвойный лес, в редких просветах появлялось заснеженное поле, по которому в свете полной луны причудливо разбегались звериные и птичьи следы.

Страшно не было, ведь страшнее психушки только смерть.

Лес расступился, и слева на пригорке, как и обещали художники, появилась деревенька, погруженная во тьму, только луна на чистом небе. Потом она узнала, что в бурю повалились столбы с проводами, и некому их поставить.

Она пригляделась и увидела в оконце приземистого дома слабый огонек свечи: "Свеча стояла на окне", - она постучала, форточка открылась, вырвались клубы пара, пахнуло теплом, и на вопрос, где живет художник, ответили певучим женским голосом:

- Спускайся, милая, по дороге, под гору, мимо вон того леска, увидишь свет, там найдешь своего брата.

Даже с того места, где стояла Софья, сквозь ели видно было, как светилось окно.

Дом брата будто сбежал из деревни и остановился у самой насыпи железнодорожной линии. Когда по рельсам проходили составы, груженные лесом и еще чем-то тяжелым, трясло так, как показано в финальных кадрах фильма Тарковского. Зато всегда было электричество. Художник без света не существует. Радовало, что составы проходили нечасто.

Софья постучала в окно. Брат выключил свет, раздвинул занавески, открыл форточку.

- Нина!? - с испугом и восторгом воскликнул он.

- Это я, Соня. Ваня, ты что? Откуда Нина? - она расплакалась.

Брат вышел, обнял ее и повел как маленькую, в избу. Она переступила порог и попала в большое теплое пространство: три оконца, печь, и деревенская грубая мебель.

- Ты стала очень похожа на сестру, - он кивнул на портрет.