Замыкание

А потом с радостью вздохнул, когда ощутил прекращение действия блокиратора. Тут же, в темноте серой вьюги, куда ушла княжна, отработала полковыми щитами гвардия, наконец-таки дорвавшаяся до Силы и рьяно жаждущая защитить свою госпожу.

Особенно после всех этих провалов… Допустить чужаков без обыска – это просто…

Старик просто покачал головой, тоже намереваясь их догнать.

Но тут мимо промчался давешний мальчишка-гусар, чуть не сшибив с ног развернутым полковым штандартом Гусарского Его Величества полка.

– Куда они без знамени в атаку! – возмутился тот на ходу, догоняя ураган круговерти песка и снега и явно намереваясь шагать перед этим всем.

– Еще один рехнулся, – констатировал Черниговский.

Обернулся на оставшихся, желая найти подтверждение своим словам, но обнаружил только двух высокородных дурех, стоя с влюбленными взглядами машущих гербовыми платочками гусару вслед.

– Нет, ну ладно – эти молодые… Я то – куда… Надо же союзников звать, а не лезть в одиночку в пекло, – дал себе секунду на рассуждение князь, привалившись к стене возле выбитого витража.

Вернее, обращенного в песок – княжна как-то не заморачивалась с дверьми…

Рядом, звучно вышагивая, остановился Дмитрий. Мудрый человек – старается не получить локтем или заклятием в лицо. Передвигается шумно, предсказуемо, когда все вокруг нервные…

– Вы хотя бы Шуйским позвоните! – С ворчанием посетовал ему Черниговский.

– Им уже звонили утром. – Вежливо произнес Дмитрий. – О том, что приехали одиннадцать иностранных виртуозов и желают провести испытание княжича на ранг, немедленно. Затем перезвонили, и сказали, что немедленно отменяется, нужен полигон. В перерыве Самойлов Максим уничтожил Сенатский дворец.

– И что это должно значить? – Хмурился старик.

– Это формальный повод экстренно собрать всю родню в столицу. Одиннадцать виртуозов – это не шутки, ваше сиятельство. Под благовидным предлогом, вся армия Шуйских уже здесь. А там виртуозы позвонили Борецким…У тех нет «виртуозов», но полно должников. – Хранил на устах улыбку юноша. – Ну а Юсуповых мы предупредили заранее. Вы, кстати, присутствовали при этом. – Намекнул парень на разнесенную княжескую высотку.

– Вы мне, будьте любезны, если понадобится что-то – говорите словами, – ответил Иван Александрович столь же вежливой улыбкой. – Я недогадливый. И молитесь, чтобы остальные были догадливее меня.

– Прислушайтесь, ваше сиятельство. Что вы слышите? – Замер подле него молодой человек. – Кроме вьюги из пыли, в которую обращается город?

– Как кладут новую плитку? – Фыркнул Черниговский. – Как эти две клуши обсуждают своего кавалера? – мельком оглянулся он назад.

Но потом замер, когда действительно расслышал. То, что слышал не раз в своей жизни. То, что никогда не смог бы ни с чем спутать.

Грохот близкой грозы – резкий, очерченный, хищный.

Торжествующий рев медведя, дорвавшегося до боя.

Шелест тяжелых капель дождя, пробивающих людей и каменные блоки.

– Так звучит захлопнувшаяся ловушка, ваше сиятельство. Никто не уйдет.

– Одиннадцать виртуозов в городе. – Напомнил Черниговский, кусая губы.

Если их купят, даже верным кланам придется нелегко.

– Одиннадцать виртуозов тут не просто так. Они тоже слушают и слышат, но не грохот, рев и дробь тяжелых капель.

Иван Александрович внимательно смотрел на мальчишку, хмурясь и ожидая продолжения.

– Они слушают, как по городу идет кровь последней из династии Ахеменид, императоров Персии. – Ответил тот серьезным взглядом. – Ведь только императоры вправе дарить княжества, ваше сиятельство. Договор будет соблюден. Мы всегда выполняем свои обязательства.

– В таком случае, – оторвался князь от подпираемой им стены и оправил одежды. Может быть, слегка нервно, может быть, слишком перевозбужденно, но Черниговский старался, чтобы хотя бы голос не дрожал, как его пальцы. – До того, как княжество вернут. Надо вернуть себе честь. – Сцепил он зубы.

И тени с торжествующим шепотом обрели объем.

Глава 17

В бронзовой чаше тлели угли, алыми искорками постреливая в сторону. Между темно-красных брусков прогоревшего дерева вскипала кислотно-желтая масса, порождая сладковатый запах – терпкий, навязчивый, пропитывающий дорогую мебель и ковры, портьеры и бархатную обивку стен. Не спасали высокие потолки и распахнутые настежь окна – сладость, от которой набиралась слюна, сушило горло и начинала болеть голова, цеплялась за все вокруг.

Цесаревич Сергей Дмитриевич полагал, что придется заменить даже паркет вместе с оконными рамами, чтобы вытравить воспоминания об этой гибельной сладости. Но он сжег бы и весь Измайловский остров, если это стало бы ценой выздоровления сына.

Центральный зал Измайловского поместья не так давно встречал лучших медиков и знатоков ядов, способных оказать помощь отравленному наследнику. Однако те бессильно ходили вокруг постели с усыхающим Рюриковичем, поставленной посредине зала, и со скорбью разводили руками. Все, что они могли сделать – уже делали две тени «виртуозов», неотлучно стоящие подле изголовья ребенка.