Занавес, господа!

— Ну, куда теперь? — Костя топтался на месте, озираясь, будто в первый раз переступил порог этой квартиры.

— На кухню.

Прежде чем включить на кухне свет, я плотно задернула шторы:

— Можешь говорить нормально. Тут нас уж точно никто не услышит. Звукоизоляция старых образцов.

— Ты мне в конце концов объяснишь, что ты затеяла? — Костино уныние уступило любопытству. — А то звонишь, говоришь, что тебе надо на ночь глядя попасть к Кавешниковым, что их не будет дома, что твой друг Игорь уехал, а муж Дима не приехал, а тебе нужен надежный мужик в помощники, и ни слова — зачем? Согласись, я терпел долго, как ты просила, никому ни гу-гу, но вообще-то внеси ясность. Я, конечно, понимаю, на тебя не блажь нашла, но мы тут, как воры…

— Разве мы собираемся здесь что-то красть? — вкрадчиво поинтересовалась я.

— Да уж, думаю, до этого не дойдет. Разве что кусок колбасы из холодильника, — попытался пошутить Костя. Получилось довольно натянуто.

— Мы ведь договорились. — Я стала строгой. — Ты мне помогаешь без лишних слов. Разве — нет?

— Разве — да, — вздохнул Поспелов.

— Тогда так. Видишь эти часы на стене?

Костя поднял глаза, их голубизна стала чуть более тусклой.

— Они не ходят.

— Неважно. Бери табуретку и ставь сюда. — Я кивнула в сторону тумбы. — Отсюда легче дотянуться.

Костя нахмурился, хотел что-то сказать, но передумал. Потом взял табуретку, занес было ногу, но вдруг резко отдернул ее, крепко взялся руками за сидение и встряхнул, как бы проверяя на прочность.

— А то еще свалишься, — буркнул он и тут же, безо всякого перехода, разулыбался. — Ты думаешь, я — часовой мастер?

Мне очень хотелось сказать, что я на самом деле думаю, но я сказала совсем другое:

— А теперь открывай дверцу часов.

Костя хмыкнул и дернул за крючок. Крючок даже на миллиметр не сдвинулся. Костя озадаченно уставился на запертую дверцу, а я — на Костю. Это было странно. И не просто странно, а почти необъяснимо.

— Штырек, на который наброшен крючок, — нажми на этот штырек, — подсказала я.

Костя удивленно пожал плечами и ткнул пальцем в штырек. Крючок отскочил, и дверца часов сама собой открылась.

— А теперь пошарь за маятником.

— Слушай, это уже через чур! Что ты, в конце концов, хочешь?!

Костя резко обернулся, табурет слегка качнулся, взгляд Поспелова упал вниз, и я увидела прямо-таки безумный ужас, промелькнувший в Костиных глазах. Словно под ним пол провалился до самого подвала. Продолжалось это секунду, может, даже меньше, после чего испуганное лицо Кости приняло рассерженный вид.

— Ты ничего не объясняешь! Я тут, как дурак, по чужим тайникам шарюсь! — взъерепенился Костя.

— А откуда ты знаешь, что здесь тайник?

— А?! Ну конечно! Кругом ведь все дураки! — фыркнул Поспелов, но все же сунул руку за маятник и извлек оттуда пакет.

Он стоял ко мне спиной, и мне очень хотелось, чтобы именно спина была зеркалом души. Но если она и была зеркалом, то плотно затянутым трикотажной футболкой. Не говоря ни слова, Костя спрыгнул с табурета и швырнул пакет на стол. Он был зол и ничуть этого не скрывал.

— Нет, я точно — дурак! Тебе понадобилось залезть в чужой тайник и ты использовала меня. И все потому, что я согласился тебе помочь. Хорошенькое дельце! А, может, тут бриллианты? Или ценные документы?

— Здесь деньги. — Я развернула пакет. — Шестьсот долларов.

— Ну и что с того? — Костя смотрел на меня с вызовом.

— А было девятьсот, — сказала я как можно спокойнее.

— Да хоть тысяча девятьсот! Тебе-то какое дело? Что их Кавешниковы украли, что ли?

— Нет. Это у Кавешниковых украли. Триста долларов. И сделал это ты.

Я никогда бы не поверила, что наш лучезарный Костик способен впасть в такую ярость. Матом он меня не обложил только потому, что вообще не матерится. Зато всего остального я наслушалась выше крыши. Костя буйствовал минут десять, никак не меньше. Все это время я хранила воистину христианское смирение, пытаясь дождаться, когда он умолкнет хоть на мгновение. Мое прямо-таки вызывающее поведение добавило еще минуты три этому действу. Наконец Костя выключил звук, намереваясь перевести дух, и я, тихая и кроткая, получила шанс рявкнуть — негромко, но внушительно.

— Прекрати устраивать сцены! Именно этих денег тебе со Струевой не хватало, чтобы расплатиться за ремонт машины!

— Чушь! — снова вскипел Костя. — Я одолжил деньги у своего бывшего одноклассника!

— Да неужели? И у кого именно?

— У Андрея Петровича Свиридова, директора фирмы "Рубикон". — Костя разом выпустил ярость, словно пар, но зато весь налился ядом. — Тебе дать его телефон? А то пожалуйста, можешь устроить проверочку.

— И когда же ты одолжил эти деньги?

— В нынешний понедельник. И сразу же машина вернулась в гараж. Или, может, я ее на толкучке загнал? И вообще, ты что же меня специально сюда затащила? Провокацию решила устроить?!

Ну вот и прозвучало это слово — провокация. Прав был Земцов, ох, как был прав! Но мне что, я — частный детектив. Меня не обвинишь, что я деньги налогоплательщиков трачу на то, чтобы издеваться над этими самыми налогоплательщиками. И потому я сказала как можно ехиднее — чтобы в одном с Поспеловым ключе: