А потом появился Дима Коровин, выпускник их же кафедры, — высокий, стройный, с ясными глазами и такой чудесной улыбкой, что мужчины тут же добрели, а женщины таяли. Его тоже приметил Косолапов и тоже в студенческом кружке, где тот был активистом и душой компании. В считанные месяцы Дима превратился в любимца кафедры, человека, без которого не обходилось ни одно мало-мальски значимое мероприятие, будь то проведение научной конференции или празднование Нового года. Впоследствии Совков не раз встречал подобных людей, искренне дивясь тому, что среди них попадались подчас весьма скверные и неумные люди, чью пакостливость и глупость окружающие замечали с большим опозданием или не замечали вовсе. Впрочем, про Диму Коровина Олег ничего плохого сказать не мог — и даже тогда, когда по сути из-за него ушел с кафедры.
А произошло то, что происходило каждый год. Косолапов вызвал его к себе и, по обыкновению тяжко вздыхая, сказал:
— Мне очень неловко, Олег, но вам придется еще годик подождать с аспирантурой. Конечно, у вас есть наработки, я это ценю, но вы же умный человек, вы понимаете, что сегодня к молодым советским ученым предъявляется такое немаловажное требование, как общественная активность…
— Но ведь я участвую во всех общественных делах… которые мне поручают, — впервые, наверное, в жизни позволил себе Олег перебить завкафедрой.
— Вот именно, которые поручают, — с некоторой укоризной произнес Косолапов. — Но сами вы инициативы не проявляете, в отличие, положим, от Димы Коровина. А ученый совет требует, я бы даже сказал, — настаивает. А, кроме того, — и это в данный момент самое главное — Коровин окончил институт с "красным" дипломом, а вы нет. Конечно, вы проработали на кафедре семь лет, а он только год, но диплом с отличием в данном случае перевесил.
Совков не стал спорить, не стал напоминать, что за эти годы в аспирантуру вместо него поступали люди с куда менее впечатляющими дипломами и куда менее выраженной общественной активностью, но всегда имеющие перед ним какой-то перевешивающий плюс. Он понял, что ему, по всей видимости, никогда не уловить эти тонкие, мало понятные изгибы научной карьеры, и он просто подал заявление на увольнение.
Реакция сослуживцев была разной. Кто-то посочувствовал, кто-то остался равнодушным, а кто-то, в основном из старшего поколения, выразился в том смысле, что нынешние молодые хотят все получить разом. Молодость Димы Коровина в данном случае оставалась как бы за скобками.
Сам Дима тоже отреагировал.
— Понимаешь, старик, — уверял он, — я тут совершенно не при чем. Хоть чем клянусь! Я даже словечка Косолапову не говорил — он сам так решил. Ну, хочешь, я пойду и скажу ему, что это место твое? Хочешь?
И он посмотрел на Олега с надеждой, которую Совков не мог разрушить. Совков сказал:
— Нет, не стоит. Я все равно присмотрел себе уже другое место.
— A-а… Ну, если ты все равно… Хотя я — пожалуйста, я готов пойти к Косолапову. — И Дима улыбнулся своей примечательной улыбкой.
В последующие пятнадцать лет Совков четыре раза менял место работы пока, наконец, не осел в научно-исследовательском институте при оборонном заводе, занимающимся электроникой. Этот НИИ был не лучше и не хуже тех, где он успел поработать, но к сорока пяти годам Олег Валерьянович понял, что его метания и мечтания пусты и бесполезны. Везде все складывалось по одному сценарию: к его разработкам проявляли внимание, но никогда — серьезного интереса, и всегда находились вполне убедительные доводы, почему в данном случае не нужно делать это, а нужно делать то. Поначалу он пытался что-то доказывать, приводил расчеты, приносил свои кустарно сделанные, но исправно действующие образцы, но всегда достигал одного результата — этот результат вполне можно было обозначить цифрой "0".
Если бы Олега Валерьяновича спросили: "Чего достиг он, человек творческий, в свои 52 года?", он бы честно ответил: "Ничего". Ибо домашние поделки, груды чертежей и в конечном итоге рухнувшие надежды никак нельзя было назвать достижениями.
В тот вечер он возвращался с дачи. Как выглядит человек, который два жарких дня горбатился на участке, потом час ехал в душной переполненной электричке, нагруженный тяжелой сумкой? Довольно непрезентабельно он выглядит — по крайней мере совсем не так, как хотелось бы в момент неожиданной встречи спустя более двадцати лет.
— Олег! Никак ты?
Совков обернулся и увидел Диму Коровина — все такого же высокого, стройного, ясноглазого, с прежней чудесной улыбкой. Вот только волосы у него стали совсем седые. Он был одет в легкий светло-бежевый костюм, с которым очень хорошо гармонировали кремового цвета рубашка и коричневый галстук с золотистыми прожилками. Совкову вдруг стало неловко. Он словно со стороны увидел свои старые дачные брюки, потрепанные сандалии, выцветшую футболку и матерчатую белую кепку, прикрывающую слипшиеся от жары волосы.