Занавес, господа!

Перед выходом из дома жена Лида долго оглаживала его пиджак и поправляла галстук (ей все казалось, что плечи пиджака слегка заминаются, а узел галстука съезжает на бок), потом взяла Олега Валерьяновича под локоть и перекрестила. Совков сильно удивился — отродясь в его семье бога никто не вспоминал. "Да так уж, на всякий случай", — сказала Лида, и Совков подумал, что на такой случай можно и бога вспомнить.

Пилястров тоже взял его под локоть, но крестить, разумеется, не стал, а, распахнув тяжелую входную дверь, завел Олега Валерьяновича в просторный и прохладный вестибюль. Совков не любил чужие вестибюли — в них его чаще всего поджидали старушки-вахтерши, которые почему-то именно на нем с особым рвением проявляли свои служебные обязанности. Вот и сейчас он почти инстинктивно напрягся, ожидая требовательного окрика, в лучшем случае — подозрительного вопроса, но вместо этого услышал вежливое "Здравствуйте", которое произнесли двое молодых мужчин с приятными лицами и широкими плечами.

— Здравствуйте, — с облегчением сказал Совков, ощущая локтем спасительное присутствие Пилястрова.

Мужчины почтительно расступились, и Олег Валерьянович, все так же ведомый своим благодетелем, устремился по широкой лестнице на второй этаж. Совков никогда не был придирчив к деталям, особенно бытовым, но сейчас он поймал себя на том, что присматривается к мелочам. Впрочем, какие уж тут мелочи!

Мелочью была вазочка с неизменным букетиком засушенных цветов на столе Светочки — ее стол стоял впритык к столу Олега Валерьяновича, зажатый еще двумя столами других сотрудников их отдела. Мелочью был старый, засаленный, на крутящейся ножке стул Андрея Викторовича — завотделом сидел на нем уже лет двадцать пять, свято оберегая предмет своего удобства от периодической смены мебели. Мелочью был узкий, удивительно быстро продавившийся диван — он явно всем мешал в тесной отдельной комнате, но его все любили, потому что он придавал уют. Мелочью было все то, чем занимался научно-исследовательский институт, где работал Совков, и чей внешний антураж вполне соответствовал делам.

Но здесь, в компании "Консиб", в этом свежем творении новой экономики, все было по-другому.

Кремового цвета стены, украшенные настоящими картинами. Матовые, темного цвета двери с золотистыми ручками. Небольшие холлы с глубокими, обитыми коричневым велюром креслами, изящными журнальными столиками и напольными вазами с диковинными живыми растениями. Окна, словно пена, окутывали искусно драпированные прозрачно-золотистые шторы, а пол был устлан толстым паласом. Этот палас поглощал звуки шагов, отчего казалось, что люди по нему не идут, а как бы плывут. Особенно это относилось к женщинам — красивым, элегантным, на высоких каблуках. Совков сразу понял, что в солидной организации все на уровне — и дела, и обстановка, и облик дам.

Эта дама была особенной — с фигурой, похожей на лиану, с густыми волосами, отливающими медью, с большими глазами, напоминающими два каштана, и голосом, созвучным виолончели. Она выплыла из глубины коридора и остановилась рядом с Совковым и Пилястровым, обдав их едва уловимым ароматом терпких духов. Ее вишневые губы — под тон облегающего вишневого платья — дрогнули и превратились в улыбку.

— О! — обрадовалась она. — А я как раз вас, Сергей Борисович, ищу.

Улыбка досталась не только Пилястрову, но и Совкову, и Олег Валерьянович улыбнулся в ответ — какая женщина!

— Что, пора? — спросил Пилястров.

— Чуть позже. Я дам вам знать, — последовал ответ, и Сергей Борисович, взглянув на Совкова, развел руками:

— К сожалению, придется подождать.

— Конечно, конечно, — с готовностью согласился Олег Валерьянович.

Что в данном случае значило это "подождать"? Да ровным счетом ничего — всего лишь ничего не значащий временной интервал.

В это время открылась соседняя дверь, и в ее проеме показался худой мужчина с толстой папкой. Похоже, он тоже обрадовался при виде Пилястрова, потому что сходу заявил, что Сергея Борисовича ему сам бог послал.

— Ты мне нужен вот так! — мужчина провел папкой по горлу. — Буквально на несколько минут.

Он кивнул Совкову и даже чуть поклонился, словно извиняясь.

— Конечно, конечно, — все с той же готовностью отозвался Совков. — Я вас подожду. Мне ведь все равно ждать.

— Тогда прошу сюда.

Пилястров вновь подхватил его под локоть, увлек в холл и бережно усадил в глубокое кресло, отделенное от коридора декоративным деревцем с густыми перистыми листьями. И Совков тут же почувствовал, что все напряжение последних дней вдруг исчезло, растворилось в зеленых листьях неведомого дерева, впиталось в бархатистую обивку мягкого кресла.