Занавес опускается: Детективные романы

Она не слишком удивилась, когда наутро ей передали, что сэр Генри плохо себя чувствует и на сеанс не придет, хотя надеется после обеда, как обычно, уделить ей час. В записке, лежавшей на подносе с утренним чаем, сообщалось, что Седрик будет счастлив заменить сэра Генри и попозировать в его костюме, если это хоть сколько-нибудь поможет миссис Аллен в работе. «Да, может помочь, — подумала Агата. — Надо же когда-то писать плащ». После вчерашнего она не сомневалась, что семейный оборонительный союз развалится, и ждала, что по меньшей мере двое из Анкредов, а именно Поль и Фенелла, покинут Анкретон, возможно разъехавшись в разные стороны. Она еще не знала, как стойко Анкреды держатся до последнего в своих междоусобных войнах. На завтраке появились оба — погруженная в молчание, белая как полотно Фенелла и погруженный в молчание, красный как рак Поль. Полина спустилась к столу чуть позже. С сыном она обращалась так, будто он заболел, причем не совсем приличной болезнью. На Фенеллу глядела с оскорбленно неприязненным видом и почти с ней не разговаривала. Во главе стола сидела Миллеман. Сегодня она улыбалась реже, чем обычно, но за ее озабоченностью — может быть, напускной, поди пойми, — Агата уловила оттенок удовлетворения. Своей золовке она выказывала подчеркнутое сострадание, и, как почувствовала Агата, Полину это только бесило.

— Ну что, Милли, — сказала Полина после долгого молчания, — ты решила сохранить свое амплуа и при новой администрации?

— Знаешь, Полина, я всегда немного теряюсь, когда ты говоришь на театральном жаргоне.

— Другими словами, ты хочешь оставить за собой роль домоправительницы и при новой хозяйке?

— Далеко в этом не уверена.

— Бедная Милли. — Полина вздохнула. — Боюсь, тебе будет трудно.

— Не думаю. Мы с Седриком давно мечтаем снять на двоих маленькую уютную квартирку в Лондоне.

— Да, конечно, — с излишней готовностью согласилась Полина. — Полагаю, Седрику тоже теперь придется умерить пыл.

— Кто знает, может быть, Поль и Фенелла разрешат мне вести хозяйство у них. — Миллеман впервые за все утро рассмеялась. И, придав своему лицу выражение искреннего интереса, повернулась к молодой паре: — А вы-то как собираетесь жить?

— Так же, как другие мужья и жены, у которых нет денег, — ответила Фенелла. — Поль получает пенсию, у меня есть специальность. Будем оба работать.

— Полноте, — благодушно сказала Миллеман. — А вдруг дедушка все-таки…

— Нам от дедушки ничего не надо, тетя Милли, — быстро перебил ее Поль. — Он, конечно, и сам ничего не сделает, но нам все равно не надо.

— Милый мой! — воскликнула Полина. — Откуда столько яда? Столько желчи? Когда ты так говоришь, Поль, я тебя, право, не узнаю. Будто кто-то, — она бросила чрезвычайно неодобрительный взгляд на Фенеллу, — повлиял на тебя самым пагубным образом.

— А где Панталоша? — радужным тоном спросила Миллеман.

— Где же ей быть, как не в школе? — достойно парировала Полина. — У нее, Милли, нет обыкновения завтракать вместе с нами.

— Про нее никогда наперед не знаешь, — сказала Миллеман. — По-моему, она в последнее время разгуливает, где ей вздумается. Да, кстати, Полина, я к Панталоше тоже в претензии. Кто-то трогал мою вышивку. И нарочно распустил большой кусок. Я оставила корзинку в гостиной и…

— Панталоша туда даже не заходит! — закричала Полина.

— Это уж не знаю. Но вчера вечером, когда мы ужинали, она наверняка туда заходила.

— С чего ты взяла?

— Потому что Соня — думаю, мы теперь можем ее так называть, — потому что Соня говорит, что до ужина она сама садилась в то кресло. И говорит, все было нормально.

— Нет, Милли, уж извини. Вчера вечером Панталоша никак не могла зайти в гостиную, и по очень простой причине: как раз когда мы ужинали, ей и другим детям давали лекарство, а потом их пораньше уложили спать. Милли, ты же сама мне сказала, что мисс Эйбл отыскала лекарство в «цветочной комнате» и сразу же пошла к доктору Уитерсу, чтобы он дал его детям.

— А, да-да, — кивнула Миллеман. — Только подумать! Эта непредсказуемая особа — я говорю про Соню — даже не потрудилась отнести лекарство для детей в школу, а папочкино отдать мне. Просто пошла в «цветочную», куда, насколько я понимаю, ей доставили орхидеи, — Миллеман фыркнула, — и все там вывалила куда попало. Мисс Эйбл, пока нашла, обшарила весь дом. Я тоже.

— Тю! — произнесла Полина.

— И тем не менее, — вступил в разговор Поль, — я готов поспорить, что именно Панталоша…

— Пусть мне сначала докажут! — скорее запальчиво, чем убежденно, перебила Полина. — Еще нужно доказать, что Панталоша вообще имела отношение к этой… этой…

— К «изюминке»? — Поль ухмыльнулся. — Мама, конечно же, это ее работа.

— У меня есть основания полагать, что…

— Да ладно тебе, мама. Это явно штучки Панталоши. Вспомни все, что она вытворяла.

— Тогда откуда у нее эта глупая игрушка. Я ничего подобного ей не дарила.

— Взяла у кого-то из детей, а может, купила. Я видел эти «изюминки» в одном магазине в деревне. Ты ведь тоже видела, Фен, да? Я тогда еще подумал, что им место на помойке.