Занавес приподнят

— Я тебе советую остаться, Хаим, — начал настаивать Томов, видя нерешительность друга. — Попросим этого механика, и, уверен, он поможет. Подыщет тебе неплохую работенку. А тем временем, глядишь, и наши из-за Днестра скажут свое веское слово!

Хаим тогда сразу оживился:

— Ты, конечно, имеешь в виду Советы?

— Кого же еще? — как само собой разумеющееся, отметил Томов. — Долго так не может продолжаться. Они пока молчат и терпят, но нашу Бессарабию не отдадут… Терпение их лопнет! Увидишь…

— Все это так, но пока что у них пакт с Германией!

— Видимо, так нужно на какое-то время… Оставайся! Есть у меня друзья среди румын… Настоящие!

Хаим молча вздохнул.

— Понимаю тебя, Хаим! — сочувственно произнес Томов. — Но чтобы не было погромов и прочего подобного, нужно что-то делать, а не убегать… Другое дело, если ты решил на время укрыться в тихом углу…

Хаим снова тяжело вздохнул, наморщил лоб…

— Подумай хорошенько, Хаим!

— О чем думать, — выдавил наконец из себя Хаим, — если я уже покупаю оружие…

— Какое оружие?

— Какое? Которым убивают людей… И конечно, я не один. Мной командуют тут друзья поневоле… Сионисты.

— Не понимаю. Огнестрельное оружие свободно продастся, как вон в той булочной хлеб, что ли?

— Не так, но… продается. Сионисты твердят, что для создания государства нужна территория. А чтобы завоевать территорию, необходимо оружие… Вот мы и выискиваем его и покупаем за бешеные деньги!

Томов с суровым недоумением посмотрел на Хаима.

— Да, Илюшка… — с грустью признался Хаим. — Не удивляйся. Мы уже купили новенький пулемет «ЗБ». Ты знаешь, что это такое? «З» — это збруино, то есть — оружие, а «Б» — Брно. Город. У чехов там были первоклассные оружейные заводы. Их тоже Гитлер слопал… Весело, а?

— Очень!

— Очень, говоришь? А если я тебе еще скажу, что купили мы тот пулемет в одном доме терпимости, что ты на это ответишь?

— Не узнаю тебя, Хаим…

— А сам я, думаешь, узнаю себя? Ведь за время нашей разлуки я прошел военно-трудовую стажировку… Там сионисты вымотали из меня все кишки и, конечно, кое-чему научили… Теперь я — холуц! У них это означает — пионер или доброволец, едущий обрабатывать и защищать землю предков…

— Вот даже как?! Ну, ты далеко пойдешь, Хаим… Только, видать, не по той дорожке…

— Не сердись, Илюшка! Хотя… я понимаю тебя. Но пойми и ты!.. Ведь если только на минутку призадуматься, что какой-то Хаим Волдитер из захолустного городка Бессарабии на деньги американских евреев покупает у румынских проституток чешский пулемет, изготовленный на заводе, захваченном немцами, а сионисты в Палестине будут из него стрелять в арабов, так что это, по-твоему?

— Жаль мне тебя, Хаим…

— Возможно, ты прав, а я наивен, — проговорил Хаим, как бы оправдываясь. — Но подумай сам, что мне делать, если сюда в самом деле нагрянет Гитлер? Останься я в Румынии, меня, конечно, повесят, или расстреляют, или замучают… И кто это сделает — немцы в коричневых или румынские легионеры в зеленых рубашках, — сам понимаешь, не столь уж большая разница. Я еврей, и этим сказано все!.. Мне здесь нет места. Вот я и еду, Илюшка, искать счастья. Понимаешь? И хотя я не очень-то обольщаюсь и насчет многомиллионного еврейского государства, о котором трубят сионистские петухи, не верю, что там рай земной, но надеюсь, понимаешь, очень надеюсь в это страшное время, которое надвигается на нас, выжить. Просто хочу выжить… — Хаим в волнении вертел в руках смятую газету. — И не смотри на меня так укоризненно. Мне и без того делается тошно, когда я отчетливо вижу, как меня хватают фашисты… Прихлопнут, как мою маму, — и конец… Я даже крикнуть не успею, не то чтобы сделать что-то полезное…

Томов слушал и не отступал. Он вновь пытался тогда отговорить друга от далекой и рискованной поездки, но Хаим отвечал, что теперь уже поздно: у него на руках виза английского консульства на въезд в подмандатную Великобритании Палестину. Вдруг он горько усмехнулся:

— Разве все это не потеха?!

— Если и потеха, то все-таки не смешная… — задумчиво ответил Томов.

— Не смешная?! — переспросил Хаим. — Ну-ну… Она, Илюшка, с кровью! Слышишь? С кровью… И, честно говоря, свою кровь мне проливать жалко. Может, еще пригодится… Ты же помнишь листовки с чердака нашего дома!

— Я-то помню, а ты, видать, забыл!

— Я забыл?! — вскрикнул Хаим и, раздвинув ворот рубашки, показал шрам. — Такую прекрасную отметину от допросов в полиции разве можно забыть?.. Вот почему хочешь не хочешь, а приходится ехать… К тому же в кармане у меня сертификат с шифс-картой, в ночь отходит пароход!.. Вот так, Илюшка… Не обижайся. Пиши: Тель-Авив, до востребования…

Так они расстались тогда в Констанце. Дойдя до угла, Томов оглянулся: Хаим Волдитер стоял на том же месте к смотрел ему вслед. Сутулый, сникший, худой, но очень милый…

«Где сейчас Хаим? Что с ним?» — подумал Илья, вспомнив эту встречу в Констанце. То, что Хаим Волдитер называл тогда «кавардаком», Илья Томов и сам знал, но то, что ему приходилось испытывать сейчас, он был уверен, Хаиму и во сне не виделось…

Подкомиссар Стырча продолжал неистовствовать:

— Какие дела у тебя были с тем жидом?!