Занавес приподнят

Жорж вошел в гараж, приоткрыл одну половину ворот. При свете луны, не включая электричества, он быстро нашел жестяной тазик со слитыми в него после промывания мотора остатками керосина и бензина. Хотел подбавить еще немного бензина, но, как назло, все канистры оказались пустыми. Торопливо перенес он тазик в самый дальний угол гаража, достал из-за пазухи лакированные вишневого цвета туфли, опустил их в тазик и с трудом поджег смесь, в которой было больше керосина с отработанным маслом и очень мало бензина. Когда же туфли начали наконец гореть, он поспешил к воротам, чтобы наглухо закрыть их, и… обомлел: в гараж вошла мать.

— Зачем ты здесь? — растерянно забормотал Жорж. — Ты же больна… Надо лежать… Уходи!

— Сжигаешь вещественные доказательства? — сухо произнесла мать, протискиваясь между машиной и стеной гаража к пылающему на полу огню. — Теперь ты, надеюсь, не будешь утверждать, что не причастен к взрыву?!

— Что ты говоришь?! — срывающимся голосом ответил Жорж, инстинктивно входя в роль оскорбленного ложными подозрениями. — У тебя, извини, галлюцинации… Честное слово!

— Оставь, Жорж! Ни честное слово, ни сгоревшие дотла туфли не помогут утаить виновника преступления! В этом я, мать, клянусь тебе, Жорж!

— О каком преступлении ты говоришь и при чем тут мои туфли? — все еще бормотал Жорж, стараясь отвлечь мать, подольше задержать ее в проходе вдали от огня. — Я вулканизирую камеру… Хочу утром поехать за врачом…

— Ты хорошо освоил ремесло преступника и убийцы, но еще не научился обманывать меня… Я заходила сейчас в твою комнату и первое, что обнаружила, — это отсутствие лакированных туфель! До твоего возвращения домой они были в шкафу. Я держала их в руках… Пропусти меня, отойди!

Она решительно отстранила сына в сторону и подошла ближе к тазику.

— Нечего сказать, молодец! Сжег… Впрочем, не все еще сгорело! Вот каблуки и задники…

Жорж понял, что больше не удастся обманывать мать. Нервы у него окончательно сдали. Потупясь, он процедил сквозь зубы:

— Могу я знать, в конце концов, чего ты от меня хочешь?

— Хочу, чтобы ты пошел со мной в сигуранцу! — решительно ледяным голосом ответила мать.

— Ты хочешь, чтобы меня посадили? Чтобы я гнил в…

— Я хочу, — прервала она, — чтобы ты опомнился! Остановился, пока еще, может быть, не поздно… Тебя втянули в мерзкую историю. Пусть в сигуранце разберутся… Получишь по заслугам, отсидишь положенный срок, зато потом станешь человеком. Это лучше, чем стать закоренелым негодяем… Гаси огонь — и пошли!

— Никуда я не пойду! — озлобленно отрезал Жорж. — И ты, пожалуйста, уходи отсюда, если не хочешь вызвать еще большее обострение астмы! Тебе же нельзя вставать с постели… Смотри, как ты кашляешь!

Переборов приступ удушья, она сказала:

— Если не пойдешь со мной сию же минуту, я сама пойду в сигуранцу!

— Хороша мать, которая идет предавать своего единственного сына!..

— Я тебе больше не мать… По крайней мере, сейчас… Я не шучу, Жорж! Идешь или нет?!

— Я сказал, не пойду! Всё! И ты никуда не пойдешь. Поняла? Я тоже не шучу…

— Ошибаешься, Жорж! Пойду! Ты не заставишь меня быть соучастницей убийц… В этом можешь быть уверен!.. В последний раз спрашиваю: идешь?

— Нет, мадам! — послышался со стороны ворот голос, и из темноты выросла мощная фигура Лулу Митреску. — Никуда ваш сын не пойдет… В этом я вас заверяю!

— Ах, и вы здесь?! Наш великосветский столичный гость с изысканными манерами!.. Какая приятная встреча… — начиная задыхаться от смрада и волнения, с язвительно-насмешливой интонацией ответила мать. — Теперь ясно, кто был с Жоржем на электростанции в тот вечер… Очевидно, вы для этого и прибыли в наш город? Не так ли?

— Вы не ошиблись, мадам! — гордо ответил Лулу. — С вашим сыном был я. Могу вам сделать еще одно чистосердечное признание: причастен к этому делу и ваш достопочтенный супруг… Правда, он счел за благо улизнуть! Манера похвальная, однако она не снимет с него ответственности…

— Да, мама, — подхватил Жорж. — Это правда… Но ты же не знаешь, какие благородные цели мы преследуем…

Прозвенела пощечина.

— Ты что?! — вскрикнул Жорж. — С ума сошла?

— Сожалею, что не могу дать пощечину и твоему отцу… До чего он довел тебя! Мерзавец… — произнесла она и решительно направилась к выходу.

— Минуточку, мадам… — размеренно сказал Лулу, преграждая ей путь и небрежно размахивая пистолетом. — Мы не намерены играть в прятки… Идеалы нашего движения превыше вашего вздора, мадам!..

— И вы намерены убедить меня в этом при помощи револьвера?! Ну-ка, Жорж, прикажи этому подлецу отойти в сторону, не то я закричу… позову сторожа!

— Мамуся! — попытался прильнуть к ней Жорж. — Прошу тебя, успокойся, опомнись…

— Прочь от меня, убийца! Сторож! На по-о-мощь, на по-о…

Жорж набросился на нее, ладонью пытался прикрыть ей рот. Она закашлялась.

— Знаешь что, — зашипел он, — если ты не прекратишь, я… я не ручаюсь за себя! Сейчас решается судьба не только моя, отца и наших лучших друзей, но и судьба нашего края, даже всей страны… Мы обязаны всеми средствами бороться с большевизмом и мировым иудейством!