Занавес приподнят

Теперь он знал истинную цену всему этому и, не желая делать скидки на возраст, укорял себя за то, что не внял возражениям матери, проявил легкомысленное упорство и в результате оказался в одном строю с фашиствующими юнцами из состоятельных семей. Уже сделанное и испытанное на поприще революционной работы казалось ему теперь недостаточным искуплением допущенной в ранней молодости ошибки.

И снова Илья задумался над тем, что ждет его впереди, снова перед его мысленным взором предстал переполненный болградцами зал заседания суда и сам он, произносящий речь, в которой непременно публично покается в том, что некогда был черчеташем, а заодно разоблачит фашистскую сущность этой организации. Илья ненавидел себя, когда вспоминал, как шагал под бой барабанов в факельном шествии и до одурения орал вместе с другими всякую чушь во славу его величества короля Кароля Второго, воеводы де Алба-Юлия Михая, принца Николая, королевы… Томову стало противно.

И опять протяжный гудок паровоза прервал ход его мыслей и привлек взор к окну. Поезд приближался к станции Траян-вал, что в семи километрах от родного Болграда. Проносились мимо исхоженные места, вспоминались друзья детства, шалости и проказы, на которые он был большой мастак…

Поезд замедлил ход, все реже и реже становился перестук колес. Сумбурные мысли и чувства охватили Илью в эти минуты. То он с радостью думал о возможной встрече с матерью и дедом, то вдруг ему становилось стыдно, когда представлял себя идущим в разодранной куртке под конвоем жандарма на виду у земляков. Спохватившись, он строго спрашивал себя: «Стыдно? Чепуха. Мне нечего стыдиться! Я не уголовник… Напротив, и мать, и дед должны только гордиться мною, а на всяких гаснеров и попа мне наплевать…»

Однако, вспомнив в ряду земляков Изабеллу Раевскую, Илья все же подумал, что было бы хорошо, если бы в это совсем еще раннее время его повезли в Болград на рейсовом автобусе. Тогда бы наверняка его никто не увидел…

— Все… Вставай! — скомандовал жандарм и указал дулом карабина на открытую дверь. — Выходи.

Со стороны уходящих к хвосту состава пассажирских вагонов послышались громкие певучие голоса кондукторов:

— Траян-вал! Пять мину-ут… Болград! Кто выходит, господа, прошу не задерживаться… Пять мину-ут стоянка-а!

Едва Томов успел с наслаждением вдохнуть свежий воздух, увидеть над собой необъятное предутреннее небо и вместе с конвоиром ступить на выщербленный тротуар перрона, как к почтовому вагону чуть не бегом приблизились два жандарма. Последовал приглушенный обмен паролями, и один из встречающих тотчас же скомандовал следовать за ним. Конвоир из Галаца и второй жандарм пошли вслед за Томовым вдоль безлюдного перрона. Шедший впереди капрал обошел полупустой, дожидавшийся пассажиров автобус, и Томов с огорчением подумал, что не сбылась его надежда.

Утреннюю тишину вдруг разом нарушили хриплые голоса выбегающих из здания вокзала продавцов газет:

— «Универсул»! «Курентул»! «Тимпул»!.. Свежие газеты со старыми новостями…

— «Крединца»! «Темпо»! «Экоул»!.. Англия и Франция заключают перемирие с третьим рейхом!.. Новая речь германского канцлера…

— «Ултима-ора»! Специальный выпуск! Налет чикагских гангстеров на общественную уборную… Потрясающее происшествие! «Ултима-ора-а»!..

Оглушительный гудок и резкие выхлопы забуксовавшего паровоза, трескучий перезвон буферных тарелок, пронесшийся, как по клавишам, вдоль состава, спугнул с вековых акаций и шелковиц тучу откормленных ворон. Зловещим показался Илье птичий гомон, заглушивший человеческие голоса.

Томов старался отвлечься от грустных дум, смотрел по сторонам, полной грудью вдыхал ароматный воздух, насыщенный запахами свежей травы, набухавших почек и местами уже появившейся молодой листвы на деревьях. Но чем дальше они уходили от станции, тем реже встречалась зелень и тем сильнее ощущался запах керосина… Эскорт приближался к стройным рядам возвышавшихся к небу, как огромные снаряды, ярко-желтых баков-цистерн с красиво выписанными на них зеленой краской названиями нефтяного концерна — «Дистрибуция». На противоположной стороне дороги далеко вдаль тянулся штакетный забор со множеством цветных рекламных вывесок различных американских фирм: «Стандарт-ойл», «Осин-ойл», «Вега-ойл», «Гарга-ойл», «Мобил-ойл», а за забором виднелись менее яркие и более низкие, с поблекшей краской баки, многоэтажные ярусы бочек и ящиков, горы пиломатериалов и строительного железа, пакгаузы и навесы со скобяными, стекольными и бакалейными товарами… Все это принадлежало известной в стране фирме «Жак Цоллер и К°» — грозному конкуренту концерна «Дистрибуция».