Занавес упал

Глафира тяжело вздохнула и принялась салфетками вытирать пролитый сок. А Алексей поднялся по лестнице и сел рядом с Дарьей. Приобнял ее. Он не знал, что говорить в таких ситуациях, на ум приходили фразы вроде: «Ты справишься» или «Время лечит», но за последние дни эти слова звучали слишком часто и растратили силу воодушевления. А потому он молчал, упрекая себя за беспомощность и жалея, что время слишком медлительный лекарь и не всесильный — от некоторых душевных травм просто невозможно оправиться.

Алексею жутко хотелось напиться. Он привык любую беду заливать алкоголем, вот только сейчас был не тот случай: затуманить голову спиртным означало предательство по отношению к Дарье. Придется терпеть, запой подождет.

— Гроза привела смерть, — чуть слышно промолвила Дарья. — Смерть.

Она поднялась и, пошатываясь и прижимая ладонь к шраму на лбу, пошла вниз. Когда лестница осталась позади, остановилась, посмотрела на дверцу кладовки в прихожей. Прищурилась.

— Почему я его не выбросила? Нужно было выбросить.

Алексей понятия не имел, что она имела в виду, но то, что подруга за последние минуты произнесла целых три фразы, расценил как положительный знак. Ее молчание и отстраненность пугали: пускай бормочет, пускай плачет, лишь бы не походила на ходячего мертвеца.

Дарья подошла к кладовке, открыла дверцу и долго глядела на верхнюю полку. То, что колокольчика там не оказалось, ее не удивило. В голове лишь апатично проползла мысль, что серебряную штуковину снова украла злая Кира. Ну и что? Какая теперь разница? Украла и украла. Все уже было неважно. Гроза принесла смерть, и ничего изменить нельзя. Тупик. Искать выход не было ни сил, ни желания.

Весь день она просидела в кресле, глядела на моросящий дождик за окном. Алексей время от времени поправлял плед на ее коленях, Глафира подносила к губам чашку с травяным чаем и заставляла сделать глоток-другой. Дарью эта забота тяготила, один раз она истерично потребовала, чтобы Алексей с Глафирой оставили ее одну, но те не послушались.

Вечером явились ребята из театра во главе с Веней Каховским. Все со скорбными лицами, каждый счел нужным обнять Дарью и сказать: «Держись!» Веня, как и вчера и позавчера, прослезился, а перед уходом пообещал, что вместе со всей труппой придет еще и завтра: «Мы с тобой, Дашенька. Ты должна это знать. Держись».

Чуть позже отправилась домой Глафира. У Дарьи начали слипаться глаза. Алексей отвел ее в спальню, уложил в кровать и, устроившись в кресле, принялся ждать, когда она уснет. Он вымотался, сама царящая в доме атмосфера скорби лишала энергии. Но было кое-что еще — чувство вины. От нее порой хотелось на стенку лезть, и сохранять самообладание стоило огромных усилий. Теперь он четко понимал: гибель Киры и похищение Артура звенья одной цепи, и ковать проклятую цепь начал не кто иной, как он сам, не предполагая, к какому кошмару это приведет. Все вышло случайно? Подобная отговорка не успокаивала. Во всем виноват тот журналист? Ох, как же хотелось свалить вину на него, да совесть не позволяла. Чертова совесть, чтоб ее! До смерти Киры Алексей и не подозревал, до какой степени она может быть жестокой — душу наизнанку выворачивала, сволочь! О чем он вообще думал, когда рассказывал Фролову, которого всегда презирал, что неплохо бы сделать подлянку одному богатенькому типу? Уж точно не о последствиях. В то время все это казалось каким-то розыгрышем, в котором пострадать должны были только Артур и его мамаша. Проучить эту высокомерную парочку всегда хотелось. Черт, да он мечтал об этом, ведь они смотрели на него, как на кусок дерьма. Элита, мать их!.. А теперь хоть вешайся. В сознании постоянно возникал образ смеющейся Киры. Душу бы отдал дьяволу, лишь бы умер он, а не она.

Дарья уснула. Алексей, чувствуя себя полным ничтожеством, коснулся губами ее лба, поправил одеяло и вышел из спальни. Боже, как же ему хотелось выпить, хотя бы одну рюмку. Глоток водки помог бы снять внутреннее напряжение. Однозначно, проверено временем.

Но нет! Силы воли пока хватало. Вряд ли Дарья посреди ночи начнет истерить, но все равно нужно быть начеку. Страшно за нее. Безумно страшно. Вдруг у нее в голове что-то перемкнет и… об этом даже думать не хотелось, и без того тяжко.

В гостиной он взял с журнального столика фотоальбом, который за последние дни просматривался бессчетное количество раз, и уселся на застеленный диван. За окном продолжал моросить дождик. После той бури, когда погибла Кира, погода все время была пасмурной. Июль доживал свой срок в скорби.