Л о б о в. Ни плана, ни задач. А у меня есть задача — кормить людей. Не болтать, как ты, а кормить. И может, я бы с тобой мирился, если бы ты при этом не мешал мне. Но ведь ты писал, громил меня.
У т е х и н. Да я не нарочно. Выполнял приказ.
Л о б о в. Меня разбирали в райкоме, обкоме, снимали и вновь возвращали. Но я кормил людей! И сегодня у меня Звезда. Но я добьюсь второй! Когда она у меня появится, то твоя звезда закатится!
У т е х и н. Резонно… Только опять на пупок берете! Опять покрикиваешь, угрозы. Опять палка. А где неистощимое желание трудиться? Вот он, Иван, бежит.
И в а н. Бегу.
У т е х и н. А от кого, от чего бежишь? От работы?
И в а н. От обиды!
У т е х и н. Ну а если бы у тебя своя земля была! Собственная!
И в а н. А она чья? Она моя и есть. Если бы она чужая была, давно бы бросил! А так жалко. Своя земля.
П р а с к о в ь я. Ну-ка, говоруны, давайте сюда! Сейчас поужинаем чем бог послал да спать! Оля, зови-ка отца!
О л я
Л о н г и н о в. Как все странно. Какой-то вокзал… какие-то люди.
П р а с к о в ь я. Свои люди, не чужие.
Ф и р с о в а. Картошечка поспела! С укропчиком-то хорошо.
С в е т а. А Аллочка спит. Ну и пусть. Не надо ее будить.
Л о н г и н о в. Ого! И чего только нет! Ресторан прямо.
С в е т а. Эх, прятала, прятала, да уж ладно!
И в а н. Ну Светка! Ну ты даешь! Как же ты ее спрятала? Ведь, мужики, у меня нюх! Через стекло чую! А тут оплошал! Дело к пенсии, раз такое дело.
Л о б о в. Ольга, а ты чего в сторонке? Иди сюда.
П р а с к о в ь я. Дора, хлеб есть где?
Ф и р с о в а. Да вот он.
П р а с к о в ь я. Ну, Егорий, молодца! За твою Звезду! За тебя, Иван, пить неохота!
И в а н. Чего так?
П р а с к о в ь я. Разве что за уборную имени Ваньки Кайданова?
И в а н. Слышь, Егор Денисович, дождь кончился…
С в е т а. Если бы не дождь, он бы, гад, до станции удрал!
Ф и р с о в а. Обратно только дороги нету. Вот я живу, да? Семь километров до дома, и за двадцать лет ни разу… За тысячу свозили, а семь километров так и не осилила…
И в а н. Тебя на чем везли?
Ф и р с о в а. Да на поезде.
И в а н. А какие больше сидят?
Ф и р с о в а. Торговые. Полтюрьмы одна торговля. Прямо тебя как на обмен опытом посылают! Я что знала? Да ничего! А там научили! И как усушку продуктам сделать, как утруску! Как вино разбавить, как в сахар воды добавить!
И в а н. Университет!
Ф и р с о в а. Точно!
П р а с к о в ь я. Вы о чем за хлебом говорите, а? Вы совсем умом порешились, да? Ну, давайте за Егория да за Ивана!
У т е х и н. Слаб человек! Не хотел за Лобова пить, а выпил.
С в е т а. Он тебе враг, что ли?
У т е х и н. Враг! И дело, видимо, не в нем одном. Мы все враги друг другу.
И в а н. Еще не выпил, а уж пьян. Какой ты враг мне, а я тебе? Ты завтра уехал и забыл про меня.
У т е х и н. Про тебя забуду, про Лобова я помню всегда. Иду по Горького, а сам думаю: где сейчас Лобов? Сижу вечером в своем вонючем кабаке в Доме журналистов, опять думаю, где Лобов! Пью, ем, что его руками выращено…
С в е т а. Болезнь какая-то!
У т е х и н. Болезнь, милая! Я никогда так подробно не открывался, председатель, но ты и без этого злил меня! И все началось с моего первого приезда! Я приехал к тебе совсем пацаном! Немного расстроенный, что попал в сельхозотдел, разные любови занимали голову. Я приехал выспаться, попить молока, поухаживать за сельскими выпускницами. А ты поднял меня в четыре утра и потащил на ферму, потом на сенокос, потом… шесть километров по грязной пашне! Я шел за тобой, видел твой затылок и ненавидел его! В полдвенадцатого ты меня отпустил! Полдвенадцатого ночи, а в четыре опять подъем! Я взорвался! Я мастер спорта! Кумир девочек, пасую перед этим! И опять тряская дорога! Ты говоришь, говоришь! А меня мутит! Последний прием! Дважды посылал меня в силосную яму и кричал: иди! Иди! Что, нечем дышать?! А как должны это коровы жрать? Ты так и сказал: «жрать»! Схватил пригоршню силоса и мне в нос! Ты кричал: пиши, пиши, что видишь! Пиши про мерзость запустения! Я на всю жизнь запомнил эти слова. Мерзость запустения! Я убежал… Тихо, тайно! А ты продолжал жить так каждый день! Меня не спасли тренированные мышцы и знание философии. Не спасло то, что я изучал Вернадского и Докучаева. Теперь скажи: что знаешь ты?