Читаем Занавески полностью

П р а с к о в ь я. Ванька! Уймись! Черт его знает, кто он такой! Помнишь, Егорий… Нет, ты-то не помнишь, маленький еще был. Приехал еще до войны к нам один. Все ходил расспрашивал, как да что. А после трех моих братьев увели. Увели, так и до сих пор не знаем, где схоронены!

У т е х и н. Как вы напуганы!

Л о б о в. Если ты не уймешься, Утехин…

У т е х и н (резко вскакивая). То что?! Что!

Л о б о в (идет к Утехину). Хочешь мою реакцию проверить?

О л я. Не надо! Не надо!

Л о б о в. Ладно, жизнь тебя научит! Она тебя так выучит, так вышколит, что ты от бессилия свои кулаки съешь. Сколько тебе лет? Тридцать? И Ивану столько же!

И в а н. Тридцать четыре!

Л о б о в. У него детей двое, стажу девятнадцать лет! Ты понял? У него девятнадцать лет стажу! А ты что успел? Опорочить нескольких честных людей. Обесчестить нескольких девочек! У тебя вместо головы кулак! Прасковья, я сегодня речь сказал, когда мне Звезду вручали.

П р а с к о в ь я. Так я же вижу, что ты не в себе! Ну что ты там насказал?

Л о б о в. Я сказал так… Иван, сядь! Что ты поднялся!

И в а н. Послушать.

Л о б о в. И так слышно. Я сказал, что вы мне Звезду дали не за наш труд, а за наше терпение! Сколько же надо было выдержать и вытерпеть. То постановления, то решения, то резолюции! То паши там, то сей здесь! И все мы вытерпели! Уж если мы нашу технику терпим, то сносу нам нет!

И в а н. Правильно.

Л о б о в. А годы идут! Дайте мне в городе свои магазины! Я сам продам молоко и сам сыр сварю! Вон с Кудимовым скооперируюсь и куплю сыроварню! Овощи мои и в целлофане продавать стану. Каждую морковку в целлофан одену! Мне свой труд жалко! Мне свою землю жалко! Это моя земля! Я на ней работаю. А так что получается? Молоко выливаем в канавы! Его принимать некуда! Я рощу, рощу скот, а из него — колбасу, от которой рот судорогой сводит! Я пришел на эту землю кормить людей! Так дайте мне их хорошо кормить!

У т е х и н. Вот тебе и скажут: хочешь, корми хорошо!

Л о б о в. И буду. Ни один немец не придумает того, чего я придумаю!

У т е х и н. Демагог! Ни одному слову не верю! Подогретые чувства! Никогда у нас не будет ни изобилия, ни свободы! И каждый раз Иван будет подниматься в надежде услышать что-то новое. Тоска…

П р а с к о в ь я. Хорошо.

Ф и р с о в а. Не дадут, Егор Денисович, не дадут тебе воли.

Л о б о в. А я возьму. Сколько мне еще жить?

П р а с к о в ь я. Еще наживешься!

Л о б о в. И хорошо! И правильно! Хорошие люди должны долго жить. А я человек хороший! А? Оля? Хороший я или нет?

О л я. Хороший!

Л о б о в. Я себе сам наметил программу. С осени музыкальную школу строить начну! Обсажу ее белыми березами, а аллею к ней обсажу липами! И ты, Оленька, на своих ногах пойдешь по этой аллее. Какая должна быть у нас музыкальная школа?

О л я. Какая… Как терем!

Л о б о в. Как что?

О л я. Как раньше терема строили!

Л о б о в. Идешь ко мне работать?

О л я. Работать? Кем?

Л о б о в. Музыке учить станешь!

О л я. Я с удовольствием…

Л о б о в. Если с удовольствием, то отлично! Прасковья, возьмешь к себе девочку?

П р а с к о в ь я. Чего же не взять? Дом у меня большой!

У т е х и н. Буфетчица! Коньяку двести! (Идет не хромая.)

С в е т а. Ой, не хромает!

У т е х и н. Могу, если нужно, и похромать! (Изображает хромоту.)

Л о б о в. Я же твой чемодан тащил!

У т е х и н. Правильно! Ты и меня всю жизнь тащить будешь! Буфетчица!

Ф и р с о в а. Иду…

У т е х и н. Двести и карамельку!

О л я. Мама, иди сюда! Мама!

А л л а. Ну что? (Подходит к Оле.)

О л я. Мама! Ты поезжай домой! Только не выходи замуж за Аркадия! Не выходи!

А л л а. Ну что ты все шепчешь?..

О л я. Мама!

А л л а. Ну что?!

О л я. Мама, он ко мне приставал! С первого дня он стал приставать.

А л л а. Что?

О л я. Все… Я сказала, и все! Егор Денисович, вы не раздумаете меня взять?

Л о б о в. Нет.

Л о н г и н о в. Алла! Ты что?!

А л л а (кричит). Нет!

О л я. Да, мама! Да!

А л л а. Дима! Димочка!

Л о н г и н о в. Я здесь!

С в е т а. Чего она?

Л о б о в. Ничего.

У т е х и н. Буфетчица! Карамельку забыла!

Ф и р с о в а. Возьмешь сам, не маленький!

А л л а. Дима! (Плачет, Лонгинов ведет ее на лавку.) Ты слышал?

Л о н г и н о в. Да.

А л л а. Зачем?! Зачем она так?!

Л о н г и н о в. Я не знаю. Не плачь, Алка!

А л л а. Господи, сколько лет я не слышала, как ты меня зовешь Алкой. Как ты жил все это время?

Л о н г и н о в. Плохо. Меня хорошо одевают, кормят. И получаю я прилично, а живу плохо! Главное, музыка уходит. Не слышу. Раньше хоть она была. Как бы там ни было, а станешь играть, словно все отдалилось, и плохое и хорошее.

А л л а. Неужели то, что она сказала, правда?

Л о н г и н о в. Зачем же ей обманывать?..

А л л а. Она же больная!

Л о н г и н о в. Она красивая, умная девочка. Я не вернусь больше домой. Туда, к ней! Запах пота я уже не выношу! Как в казарме играю! А ты знаешь, у нас одна была такая, как Оля. Пять лет вообще без движения. Сломала шейный позвонок. А потом усилием воли встала, и сейчас она уже передвигается! Очень хорошая девочка!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Драматургия / Проза / Русская классическая проза