Занятное происшествие, случившееся на пути в будущее

Может быть, в это трудно поверить, но всё дело в несчастье, которое несёт в себе больше возможностей для ещё более яркой жизни. Это ворота, ведущие ко всему хорошему. Другими словами, вы никогда не знаете, в какую сторону дует ветер, пока дерьмо не упадёт на вентилятор. Но если вы не прочь немного запачкаться, этот ветер пронесёт вас по всему пути.

Полагаю, к этому моменту вы приняли мой постулат, что все мы получаем то или иное образование. Моё, пусть и не такое структурированное, как ваше, включало в себя те же фундаментальные уроки, что привело к готовности принимать шаги без особого руководства со стороны, за исключением избранных наставников. Короче говоря, я познал достаточно, чтобы безопасно влиться в общество. Пережив те несколько первых лет в Голливуде и несколько лет первоначального успеха, я прошёл так сказать через горнило и выковал жизнь, которую многие считают образцовой американской мечтой.

На карьерном фронте я не раз ловил удачу за хвост. С «Семейными узами» (на телевидении), с «Назад в будущее» (в кино) и другими проектами я прибыл в место далеко за пределами обычного рабочего статуса актёра, к которому стремился, когда, будучи подростком, оставил Канаду ради Лос-Анджелеса. Я встретил девушку слишком красивую и умную для меня, и каким-то чудом уговорил её выйти за меня. Вскоре у нас родился здоровый сын. Мы жили в роскошных домах, ездили на иномарках, посещали далёкие экзотические места. В общем, жизнь не могла быть лучше. Но стала, хотя и после того, как стало гораздо хуже.

В 1990 году, когда Сэму было шесть месяцев, внезапно скончался мой отец. Вдруг, оказавшись отцом для сына, но перестав быть сыном для отца, я, наконец, начал понимать ценность жизненного опыта моего отца и его советов. Позже, после нескольких ударов под дых, которые заставляли меня хватать ртом воздух, я понял, что папа продолжает оставаться руководящей силой спустя годы после смерти. В этом есть ирония: учитывая его философию «готовься к худшему» и мой здоровый аппетит к риску, его смерть стала предвестником самого тяжёлого периода моей жизни — школы души.

В течении года у меня появились симптомы болезни Паркинсона: подёргивание, лёгкая дрожь, боль в левом плече, небольшая ригидность. Я рассказал обо всём этом спортивному врачу. Он посоветовал обратиться к неврологу, который диагностировал ювенильную[18] форму болезни Паркинсона. В тридцатилетнем возрасте мне сказали, какие бы планы я ни строил, для нормальной работы у меня осталось ещё десять лет. Это был мой огненный шар. Это была моя жизнь, чудовищно шедшая под откос. Поначалу, не в силах переварить это, я впал в отрицание. Отказываясь раскрывать моё медицинское положение кому-либо, кроме семьи, и перебивая симптомы лекарствами, я пытался скрыться и от самого себя. Перед улучшением всегда бывает ухудшение, думал я, убеждённый, что лучше становится именно потому, что до этого было хуже. Потеря отца — потрясла меня, а диагноз заставил пошатнуться. Не желая обременять семью, я закрылся и изолировал себя.

Когда мы отрываемся от успеха или серии успехов, мы получаем представление о том, кто мы есть и как мы выглядим в глазах окружающих. Могла ли эта новая урезанная версия меня соответствовать моим ожиданиям и ожиданиям моей семьи?

Вместо того, чтобы придумать новые способы решения новой проблемы, я прибегнул к старым проверенным механизмам. С тех пор, когда я был подростком в ранние годы в Лос-Анджелесе, до пьянящих дней, когда моя карьера взлетела в кино и на телевидении, чтобы отстраниться, я всегда прибегал к помощи алкоголя. Как ни странно, я думал, что выпивка помогает мне оставаться в здравом уме: лучше бутылка, чем префронтальная лоботомия. Я никогда не думал о ней, как об инструменте или способе самоизлечения; это была просто часть празднования. На самом деле я пытался унять тревогу и создать буфер между собой и суровыми аспектами реальности. В первый год жизни с болезнью Паркинсона я вознёс концепцию буфера в крайность. Если я не мог избавиться от проблемы, я избавлялся от себя или, по крайней мере, от осознания происходившего. Таблетки для Паркинсона, алкоголь — для чувств; на проявление побочных эффектов от этого выписанного себе рецепта не ушло много времени.

Прежде чем я продолжу свою историю, позвольте дать вам некоторое представление о том, к чему я клоню. Всё дело в контроле. Контроль — это иллюзия. Независимо от того, в каком университете вы учитесь, есть ли у вас диплом, если ваша цель — стать хозяином своей судьбы, вам есть, чему поучиться. Паркинсон — идеальная метафора отсутствия контроля. Каждое нежелательное движение в моей кисти или руке, каждое подёргивание, которое я не могу предупредить и упразднить, напоминает мне о том, что я не могу распоряжаться даже собственным существом. Напиваясь до беспамятства, я пытался восстановить контроль над ситуацией, но только усиливал чувство гнетущей безнадёги.