Занимательная история. Выпуск 2

Потоки символов, потоки слов. – Музыка без пауз. Кто выиграл?

Обязан предупредить: текст этой части книги логически выстроен не очень. Мне просто захотелось побыть литературным импрессионистом.

Музыка без пауз. Так разве бывает? В речи – да, но не в каждой фразе, а в письменности – пожалуйста: мы видим в древних текстах сплошной поток символов. Нет ли здесь противоречий между музыкой живой речи и отражением этой речи на письме? Если «да», то везде ли это противоречие существовало?

От этой точки текста начинается изложение гипотезы в форме небольшого марафона по сравнению письменности ряда народов и выходу рассуждений на идею об искусственно созданной сложности освоения русскими детишками грамоты уже во времена князя Ярослава, что привело, на мой взгляд, к постепенному затуханию скорости роста уровня образования в стране, наступлению Эпохи Моли. – Печальная тема.

Поначалу энергично взглянем на текст:

По рзелульаттам илссеовадний одонго анлигйсокго унвиертисета: не иеемт занчнеия, в кокам пряокде рсапожолены бкувы в солве. Галвоне, чотбы преавя и пслоендяя бквуы блыи на мсете. Осатьлыне бкувы мгоут селдовтаь в плоонм бсепордяке, все-рвано ткест чтаитсея без побрелм. Пичрионй эгото ялвятеся то, что мы не чиатем кдаужю бкуву по отдльенотси, а все солво цликеом.

Люди с большой практикой чтения даже и не заметят подвоха, «проглотив» этот текст на раз-два! В чём же состоит «фокус» быстрого прочтения этой химеры, но кажущейся таковой лишь на первый взгляд? По мере освоения грамоты мы перестаём проговаривать каждую букву по отдельности, очень быстро переходя к слоговому чтению; со временем, с наращиванием навыков общения с книгой мы запоминаем и начинаем читать слова целиком, но при соблюдении двух правил: первая и последняя буквы каждого слова должны оставаться на своих местах (1), при этом в слове возможны любые внутренние перестановки букв, но без их потерь (2).

Но и это не предел совершенства навыков чтения: натренированный распознаванием слов человеческий центральный процессор (т. е. мозг) вполне может справиться и с блоковым чтением, с распознаванием текста не по алгоритму слово-за-словом, и даже не фраза-за-фразой, но целыми блоками – абзацами и целыми страницами. Главное условие успеха в освоении этой техники скорочтения[27] состоит в способности подавить внутреннюю артикуляцию, развить боковое зрение и подразумевается как само собой разумеющееся присутствие жажды знаний, которая, естественно, уже должна была быть ранее конвертирована в значительный опыт прочтения текстов традиционным способом слово-за-словом.

Мы привыкли к тому, что слова на письме отделяются друг от друга, что существуют строчные и прописные буквы, что текст пестрит знаками препинания, и наконец как само собой разумеющееся мы воспринимаем структурированные тексты (абзацы, главы, списки, таблицы, шрифты… – стили вёрстки). Но так было не всегда.

Утверждаю, что отделение на письме слов друг от друга очень существенно освобождает процессор (мозг) от дополнительной нагрузки, делая усвоение текстовой информации доступной значительно большему кругу лиц, даже знакомых в своей жизни с содержанием лишь единственной книги. Полагаю в этой связи, что цивилизационное отставание России от Западной Европы во многом обусловлено упрямством монахов, отечественных законодателей письмовождения, игнорировавших на протяжении многих столетий столь очевидный факт и обосновывавших при этом своё противление здравому смыслу ссылкой на «священность Писания» и, соответственно, на недопустимость какого-либо изменения способа записи языка этого Писания, как, впрочем, и записей не церковных. Им явно слон наступил на ухо, – ведь красота музыки во многом лежит в паузах!

Впрочем, отсылка к отсутствию здравого смысла – это из серии штампов о якобы дремучести элит как Древнего мира, так и Средних веков. Ничего подобного! Имена интеллектуалов Руси можно перечислять десятками; чего стоит, например, «министр иностранных дел» при Иване III, думный дьяк Фёдор Васильевич Курицын – знаток четырёх иностранных языков (в том числе венгерского), писатель, издатель, общавшийся в Будапеште со вдовой Влада Цепеша; трудами Курицына и появилось на Руси «Сказание о Дракуле» (дракула – сажатель-на-кол, букв.).